Фомин, Евстигней Ипатьевич
| Евстигней Ипатович Фомин | |
 Евстигней Ипатович Фомин | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти |
16 (28) апреля 1800 (38 лет) |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии |
композитор |
Евстигней Ипатьевич (Ипатович) Фомин (5 (16) августа 1761[1][2], Санкт-Петербург ― 16 (28) апреля[3] 1800, там же) ― русский композитор.
Содержание
Биография
Родился в семье канонира Тобольского пехотного полка, рано осиротел.
В возрасте шести лет был отдан в Воспитательное училище при Императорской Академии художеств, затем учился в музыкальных классах Академии художеств, где осваивал игру на клавесине, теорию музыки и композицию. Среди его учителей был Герман Раупах, автор популярного в то время зингшпиля «Добрые солдаты».
По окончании академии в 1782 году Фомин был отправлен в Болонью для совершенствования своего музыкального мастерства под руководством падре Джованни Баттиста Мартини. Здоровье Мартини, однако, в то время было уже слабым, он не мог уделять преподаванию много времени, и Фомин занимался в основном с его учеником ― Станислао Маттеи. В 1785 под именем Эугенио Фомини Фомин был избран в члены Болонской филармонической академии.
В 1786 году Фомин возвращается в Петербург, где пишет свою первую оперу «Новгородский богатырь Василий Боеславич» на либретто императрицы Екатерины II. Опера в пяти действиях, законченная композитором необычайно быстро ― в течение одного месяца ― в том же году уже была поставлена в Эрмитажном театре Петербурга. Детали последующей биографии Фомина до 1797 года малоизвестны. Ему не удалось занять видного места при императорском дворе, по некоторым источникам[4], в 1786―1788 он служил в канцелярии Г. Р. Державина, находившегося в те годы на должности тамбовского губернатора (согласно другим изданиям[1], документальных источников этому нет). В Тамбове в 1788 анонимно было опубликовано либретто оперы Фомина «Ямщики на подставе». Копия рукописи либретто, обнаруженная в архиве Державина в 1933 году, принадлежит Николаю Львову, шурину поэта.
В 1788 году Фомин пишет одну из наиболее известных своих опер ― «Американцы» на либретто 19-летнего Ивана Крылова. Дирекция императорских театров не приняла её к постановке, и лишь в 1800 эта опера увидела сцену. Другим знаменитым сочинением Фомина является мелодрама «Орфей и Эвридика» на текст драматурга Якова Княжнина, написанная в 1791 году. В 1797 Фомин был принят на должность репетитора придворных театров, где помогал певцам разучивать оперные партии.
Творчество
Фомин ― один из первых профессиональных русских композиторов, чьё творчество оказало заметное влияние на дальнейшее развитие русской оперы. Наследие Фомина, однако, оставалось малоизвестным вплоть до середины XX века, когда некоторые из его опер были поставлены на сценах театров Москвы и Ленинграда. Многие рукописи композитора утеряны (в частности, оперы «Вечеринки, или Гадай, гадай, девица, отгадывай, красная» и «Клорида и Милон»).
До нашего времени дошли партитуры «Ямщиков на подставе», «Американцев», «Орфея и Эвридики», а также хора из музыки к пьесе Озерова «Ярополк и Олег» (1798). Оперы «Новгородский богатырь Василий Боеславич» и «Золотое яблоко» (последняя из известных работ композитора) сохранились в виде оркестровых партий. Авторству Фомина также приписывались другие оперы, написанные во второй половине XVIII века, среди которых «Мельник ― колдун, обманщик и сват» (в наше время её автором считается Михаил Соколовский).
Напишите отзыв о статье "Фомин, Евстигней Ипатьевич"
Примечания
- ↑ 1 2 Музыкальная энциклопедия. Гл. ред. Ю. В. Келдыш. М.: Советская энциклопедия, 1973―1982
- ↑ в дореволюционных изданиях (таких как «История русской оперы» Чешихина) указывается 1741
- ↑ The New Grove Dictionary of Music and Musicians
- ↑ Доброхотов Б. Евстигней Фомин. ― М., 1968
Литература
- А. Г. Фомин, Евстигней Ипатович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Финагин А. В. Евстигней Фомин. Жизнь и творчество, в сб.: Музыка и музыкальный быт старой России, т. 1, Л., 1927.
- Рабинович А. С. Русская опера до Глинки. ― М., 1948.
- Келдыш Ю. В. К истории оперы «Ямщики на подставе», в сб.: Очерки и исследования по истории русской музыки. ― М., 1978, стр. 130―140.
- Евсеев Б.Т. Евстигней. Роман. - М., Время, 2010. ISBN 978-5-9691-0566-9
Ссылки
- [www.belcanto.ru/fomin.html Биография Фомина]
- [imslp.org/wiki/Category:Fomin,_Yevstigney_Ipat'yevich Евстигней Фомин: ноты сочинений] на IMSLP
Отрывок, характеризующий Фомин, Евстигней Ипатьевич
Рапп ничего не ответил.– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
