Трояновский, Евгений Иванович

Евгений Иванович Трояновский
Супруга:	Мария Болеславовна Трояновская
Дети:	Владимир, Вячеслав
Награды и премии:

Евге́ний Ива́нович Трояно́вский (27 апреля [9 мая] или 28 апреля [10 мая] 1854 — не ранее 16 марта 1920) — российский военный, чиновник, общественный деятель. Полицмейстер Калуги (1886—1912), калужский губернский тюремный инспектор (1912—1917). Почётный гражданин города Калуги.

Биография

Выходец из смоленских дворян шляхетского происхождения. Вместе с женой и двумя сыновьями внесён в Дворянскую родословную книгу Калужской губернии 11 июля 1897 года.

В 1874—1876 годах учился во 2-м Константиновском военном училище, после окончания которого портупей-юнкером в мае 1876 года был зачислен в августе в 5-ю батарею артиллерийской бригады. Через полгода стал командиром 2-го дивизиона 6-й батареи, в конце 1877 года был произведён в подпоручики, в 1878 году — в поручики, затем утверждён в должности бригадного адъютанта 2-й запасной артиллерийской бригады. 15 мая 1883 года получил звание штабс-капитана и полгода командовал 40-м дивизионным летучим артиллерийским парком Московского военного округа.

Оставил военную службу из-за проблем со здоровьем. 29 марта 1886 года обратился с докладной запиской к калужскому губернатору К. Н. Жукову:

Желая занять вакантное место <…> Полицмейстера, представляю при этом копию с послужного моего списка, покорнейше прошу распоряжения Вашего Превосходительства об определении на упомянутую должность. Жительство имею в г. Калуге на Облуповской улице в доме Афончикова.

25 апреля 1886 года Жуков подписал распоряжение № 1610:

Калужскому Губернскому Правлению. Назначить сего числа находящегося в отпуску без содержания впредь до перечисления в запас армии Артиллерии Штабс-Капитана Трояновского, согласно его ходатайству, исправляющим должность Калужского полицмейстера.

В начале 1900-х годов в подчинении Трояновского находились помощник и секретарь, три пристава с помощниками, 12 околоточных надзирателей, 20 старших и 80 младших городовых.

Занимал должность калужского полицмейстера до 1912 года в течение 26 лет — дольше, чем кто бы то ни было на этой должности. С 1912 по 1917 год был калужским губернским тюремным инспектором.

Значительную часть свободного от основных обязанностей времени посвящал общественной работе. Как член Общества помощи бедным в 1891 году организовал столовую для неимущих близ Пятницкой богадельни. Побывавший в Калуге в 1911 году новгородский губернатор Ф. И. Кадобнов писал:

В этом благом учреждении имя Евгения Ивановича ежеминутно на устах, он и тут успевает быть отцом и покровителем. Побывав в этой столовой, я был приятно поражен царящим в ней порядком и чистотой, до мелочей видна хозяйственная распорядительность и при этом не упущена и гигиеническая сторона, как, например, снабжение каждого посещающего столовую бедняка отдельно весьма приличною металлическою с двумя отделениями мискою для получения пищи, и эта миска после обеда обмывается горячей водою. <…> Бывал я во многих столовых других городов, но нигде не встречал такой сердечной заботливости, простирающейся до мелочей в жизненной обстановке. Показного везде масса, а мелочи игнорируются, а они-то собственно и руководят жизнью.

Как член правления Попечительства над калужским Работным домом так организовал работу в кузнечной, слесарной, столярной и других мастерских, что они успешно конкурировали с лучшими частными предприятиями города.

Постоянно занимался озеленением Калуги. Собственноручно посадил тополя на Молотковской, Шевырёвской и Масленниковской улицах (позже — улица Дзержинского). Устроил сквер у Мясных рядов на месте рва; сад при губернаторском доме, на пустыре около собора. Посадил берёзы вдоль зданий казённых присутственных мест, разбил бульвар от городской Управы до Плац-Парадного места. Сохранилось высказывание об этой его деятельности одного из калужских обывателей:

Он с самого раннего утра, как только выберется свободная минута от прямых своих обязанностей, глядишь, где-нибудь уже садит деревья, сам держит дерево и показывает рабочим, как следует заваливать землёю; вот таким образом и украсил Калугу.

Во время Февральской революции в 20-х числах февраля 1917 года был арестован в Калуге и отправлен из калужской тюрьмы в Москву в связи с делом калужского заводчика А. З. Грибченкова, подозреваемого в мошеннических операциях при выписке железа через посредство военно-промышленного комитета, председателем которого в своё время был Трояновский. Новая газета «Калужский республиканец» по этому поводу сообщала, что «никакой политической вины за Трояновским не найдено»; он был освобождён в Москве из-под стражи. Был уволен с должности тюремного инспектора и с августа 1917 года некоторое время работал в Москве заведующим книжным складом издательства журналов «Светлячок» и «Путеводный огонёк». В 1920 году Трояновского снова арестовали по обвинению в попустительстве в годы первой русской революции Союзу русского народа («не принял надлежащих мер к ликвидации этих банд»). В это время Трояновский работал контролёром в Главугле, и уполномоченный Главного угольного Комитета Ф. Ушков за него поручился: «Ввиду очевидности полной безопасности для Советской Власти 65-летнего Трояновского вполне охотно даю мое согласие на поручительство за означенного Трояновского». 15 марта 1920 года Трояновский был освобождён. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Семья и родственные связи

• Братья:
  • Иван Иванович Трояновский (1855—1928), российский врач (терапевт, хирург), коллекционер русской живописи, ботаник-любитель, садовод, общественный деятель.
  • Константин Иванович Трояновский (около 1861 — ?). В 1885 году был непременным заседателем Дорогобужского уездного полицейского управления в Смоленской губернии. Имел семерых детей, один из которых, Михаил, стал известным советским актёром.

• Жена — Мария Болеславовна Трояновская (урождённая Арендт; ?—?), дочь покойного штабс-капитана.

• Дети:
  • Владимир Евгеньевич Трояновский (1878—1911). После семи классов Калужской гимназии определился рядовым в 10-й драгунский Ново-Троицко-Екатеринославский Генерал-Фельдмаршала князя Потёмкина Таврический полк. Оттуда был командирован в Тверское кавалерийское училище, после окончания которого служил корнетом в 26-м драгунском Бугском полку. В 1903 году был назначен помощником начальника 1-й московской губернской тюрьмы, в 1904-м — помощником начальника Московской пересыльной тюрьмы. В феврале 1906 года стал земским начальником 8-го участка Инкерманского уезда Бессарабской губернии. Женился на Софье Васильевне Бонашевской, от которой у него было двое детей. Умер от тяжёлой болезни.
  • Вячеслав Евгеньевич Трояновский (1879 — после 1920). Российский военный, кавалерист. Участник Первой мировой войны; сотник Татарского конного полка Кавказской туземной конной дивизии («Дикой дивизии»). Один из шести офицеров Татарского конного полка, удостоенных ордена Святого Георгия 4-й степени (1916). Участник Гражданской войны на стороне белых.

• Племянники:
  • Анна Ивановна Трояновская (1885—1977), певица, художница, педагог общеобразовательных школ.
  • Михаил Константинович Трояновский (1889—1964), российский и советский аптекарь и самодеятельный актёр (до 1934), советский профессиональный актёр (с 1934).

• Внуки:
  • Евгений Владимирович Трояновский (26 апреля 1904 — декабрь 1941).
  • Андрей Владимирович Трояновский (8 августа 1905 — после 1943).

• Правнуки:
  • Феликс Евгеньевич Трояновский (начало 1930-х — 2002).
  • Игорь Евгеньевич Трояновский (1937—1995), советский и российский учёный в области механики.

Участие в общественных организациях

• Член Общества помощи бедным (с 1886)
• Член правления Попечительства на Работным домом (с 1894)
• Член совещательного отдела (с 1893), уполномоченный (с 1894), пожизненный действительный член (с 1896) Калужского отдела Императорского православного палестинского общества
• Член совета Калужского общества ревнителей о народном благе в память 1812 года (1911—1917)
• Директор Калужского тюремного комитета
• Пожизненный член Общества восстановления православного христианства на Кавказе
• Почётный член Российского общества покровительства животных
• Член совета Калужского общества сельского хозяйства
• Член совета Отдела попечительства Государыни Императрицы Александры Фёдоровна о глухонемых
• Член управления Российского общества Красного Креста
• Активно участвовал в первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 года, за что получил благодарность от императора Николая II

Награды и почётные звания

• Орден Святого Станислава II степени
• Орден Святого Станислава III степени (1881)
• Орден Святой Анны II степени
• Орден Святой Анны III степени
• Орден Святого Владимира IV степени
• Почётный гражданин города Калуги

Память

13 ноября 2008 года в Калуге на здании Управления судебного департамента в Калужской области (бывшее здание полицейского управления города Калуги; современный адрес: улица Луначарского, дом 42/9) установлена мемориальная доска Евгению Трояновскому.

Литература

• Государственный архив Калужской области (ГАКО). Ф. 32, оп. 8, ед. хр. 8; Ф. 62, оп. 31, ед. хр. 410, 548, 960, 1524; оп. 32, ед. хр. 1017; Ф. 66, оп. 2, ед. хр. 3173; Ф. 1122, оп. 1, ед. хр. la, л. 26.
• Кронштадтский протоиерей отец Иоанн Сергиев в Калуге. — Калуга, 1895.</span>
• Калужская губерния. Список дворян, внесённых в Дворянскую родословную книгу по 1 октября 1908 г., и перечень лиц, занимавших должности по выборам дворянства с 1785 г. — Калуга, 1908. — С. 9.</span>
• 25-летний Юбилей служебной деятельности Калужского Полицмейстера Статского Советника Е. И. Трояновского. — Калуга, 1911. — 54 с.</span>
• Памятная книжка Калужской губернии за 1912 г.</span>
• Зоров, Н. Б. Потомки калужского полицмейстера Е. И. Трояновского : Материалы 8-й городской краеведческой конференции // Калуга в шести веках. — Калуга : Полиграф-Информ, 2011. — С. 33—45.</span>
• Фридгельм, Е. И. Работный дом // Провинция-информ (Калуга). — 1992. — 26 мая.</span>
• Фридгельм, Е. И. Калуга и калужане. — Калуга : Золотая аллея, 1998. — С. 79—82.</span>
• Фридгельм, Е. И. Калужский полицмейстер Евгений Иванович Трояновский // Материалы 2-й Калужской краеведческой конференции. — Калуга, 1998. — С. 63—78.</span>
• Фридгельм, В. Н. [rusk.ru/st.php?idar=800812 Труды и дни калужского полицмейстера] // Московский журнал. История государства российского. — 2004. — № 5. — С. 8—11.</span>

Ссылки

• Мосин О. В., Мосина С. А. [samlib.ru/o/oleg_w_m/cdocumentsandsettingsolegmoidokumentykaluzhskijpolicmejsterrtf.shtml Калужский полицмейстер Е. И. Трояновский]. Samlib.ru (13 ноября 2006). Проверено 5 февраля 2013. [www.webcitation.org/6ENVRYZfX Архивировано из первоисточника 12 февраля 2013].

История России   Персоналии

Отрывок, характеризующий Трояновский, Евгений Иванович

– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.