Скржинская, Елена Чеславовна

Елена Чеславовна Скржинская
Дата рождения:	24 апреля 1894(1894-04-24)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	2 апреля 1981(1981-04-02) (86 лет)
Место смерти:	Ленинград
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	медиевистика, филология
Место работы:	ЛГУ, ЛОИИ АН СССР
Альма-матер:	Петроградский университет (1919)
Научный руководитель:	О. А. Добиаш-Рождественская
Известные ученики:	И. П. Медведев

Елена Чеславовна Скржи́нская (24 апреля 1894 (1897?) года, Санкт-Петербург — 2 апреля 1981 года, там же) — советский историк-медиевист и филолог. Доктор исторических наук (1961).

Жизнь и творчество

Родилась в семье инженера-электрика.

В 1912 году поступила на историко-филологический факультет Санкт-Петербургских женских курсов (Бестужевка). Училась у таких выдающихся российских учёных, как М. И. Ростовцев, Л. П. Карсавин, И. М. Гревс. Большое влияние на её становление как историка оказала О. А. Добиаш-Рождественская. После окончания в 1919 году Петроградского университета работала в Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК), в том числе и под руководством академика Н. Я. Марра; занималась исследованием надписей, оставленных итальянцами в средневековом Крыму. В 1930 году была уволена из ГАИМК — за посещение церковных служб и поддержку Карсавина. Затем некоторое время перебивалась случайными заработками, а также публиковала свои работы в зарубежных исторических изданиях.

Перед Великой Отечественной войной Скржинская — доцент Ленинградского университета, где преподавала латинскую палеографию.

В 1943—1953 годах работала в Московском и Ленинградском отделениях Института истории материальной культуры. В 1953 году была уволена «в связи с уходом на пенсию». В 1956 году Е. Ч. Скржинская устроилась в ЛОИИ АН СССР, где проработала до 1970 года. Это время можно считать наиболее плодотворным в её научной деятельности.

Е. Ч. Скржинская занималась исследованиями по древней и средневековой истории Крыма (в том числе генуэзских и венецианских колоний на его побережье), историей средневековой Италии, развитием ремёсел, военного и горного дела в Европе Средних веков. Работы Скржинской посвящены также связям средневековой Руси с Европой, этногенезу половцев, путешествиям итальянцев в Восточную Европу XIV столетия (в частности, Иосафата Барбаро и Амброджо Контарини). Большой заслугой исследовательницы явились перевод и публикация на русском языке труда Иордана «О происхождении и деяниях гетов», вышедшие в 1960 году с подробными комментариями Скржинской. Это издание стало её докторской диссертацией

Дочь — М. В. Скржинская (1939 г. р.), супруга Н. Ф. Котляра.

Основные работы

• «Генуэзцы в Константинополе в XIV веке» // ВВ, I, 1947
• «Петрарка о генуэзцах на Леванте» // ВВ, II, 1949
• «„История“ Олимпиодора» (перевод, статья, примечания и указания Е. Ч. Скржинской) // ВВ, VIII, 1956
• «О склавинах и антах, о Мурсианском озере и городе Новиетуне (из комментариев к Иордану)» // ВВ, XII, 1957
• Иордан. «О происхождении и деяниях гетов» (вступительная статья, перевод и комментарии Е. Ч. Скржинской). М., 1960
• «Греческая надпись из Тмуторокани» // ВВ, XVIII, 1961.
• «Половцы. Опыт исторического истолкования этникона » // ВВ, 46, 1987.
• Русь, Италия и Византия в Средневековье / Е. Ч. Скржинская; подгот. текста к печати М. В. Скржинская, Н. Ф. Котляр; вступ. ст. Н. Ф. Котляр. - СПб.: Алетейя, 2000. - 288 с. - (Византийская библиотека. Исследования). - ISBN 5-89329-209-X
• «Судакская крепость. История-археология-эпиграфика». Киев — Судак — Санкт-Петербург, 2006

Ссылки

• [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/1245-skrzhinskaya.html Статья] на сайте «Биографика СПбГУ»
• Неусыхин А. И. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/iordan/14.php Рецензия на издание Иордана под ред. Е. Ч. Скржинской]
• Медведев И. П. [vremennik.biz/opus/BB/44/52569 Е. Ч. Скржинская (некролог)] // «Византийский временник». Т. 44 (69), 1983
• Мажуга В. И. [krotov.info/acts/06/iordan/iordan21.html Е. Ч. Скржинская — исследователь и публикатор исторических источников]

Отрывок, характеризующий Скржинская, Елена Чеславовна

– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.