Жаба-ага

</td>

   </tr>

Ага
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Хордовые Класс: Земноводные Отряд: Бесхвостые Семейство: Настоящие жабы Род: Жабы Вид: Ага
Латинское название
Bufo marinus (Linnaeus, 1758)
Ареал
естественный ареал      участки ареала, возникшие в результате интродукции

Охранный статус Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/41065 41065]

Жаба-ага, или ага (лат. Bufo marinus) — бесхвостое земноводное из семейства жаб, родом из Южной и Центральной Америки.

Описание

Ага — вторая из самых крупных жаб (самая большая — жаба Бломберга): длина её тела достигает 24 см (обычно 15—17 см), масса — более килограмма. Самцы немного мельче самок. Кожа у аги сильно ороговевшая, бородавчатая. Окраска неяркая: сверху тёмно-бурая или серая с большими тёмными пятнами; брюхо желтоватое, с частыми бурыми пятнышками. Характерны большие околоушные железы по бокам головы, которые вырабатывают ядовитый секрет, и костные надглазничные гребни. Кожистые перепонки имеются только на задних лапах. Подобно другим ночным видам, у жабы-аги горизонтальные зрачки.

Распространение

Естественный ареал жабы-аги — от реки Рио-Гранде в Техасе до центральной Амазонии и северо-восточного Перу. Помимо этого, агу для борьбы с насекомыми-вредителями специально завезли на восточное побережье Австралии (главным образом, восточный Квинсленд и побережье Нового Южного Уэльса), в южную Флориду, на Папуа-Новую Гвинею, Филиппины, японские острова Огасавара и Рюкю и на многие Карибские и тихоокеанские острова, включая Гавайи (в 1935 году) и Фиджи. Ага может жить в диапазоне температур 5—40 °C.

Экология

Жабы-аги встречаются от песчаных приморских дюн до опушек тропических лесов и мангровых зарослей. В отличие от других земноводных они постоянно встречаются в солоноватых водах устьев рек по побережью и на островах. За это ага и получила своё научное название — Bufo marinus, «морская жаба». Сухая, ороговевшая кожа аги плохо пригодна для газообмена, и, как следствие, её лёгкие — одни из самых развитых среди амфибий. Ага может пережить потерю запасов воды в теле до 50 %. Как и все жабы, день она предпочитает проводить в убежищах, выходя на охоту в сумерках. Образ жизни в основном одиночный. Передвигается ага короткими быстрыми прыжками. Занимая оборонительную позицию, раздуваются.

На взрослых аг охотятся крокодилы, пресноводные лангусты, водяные крысы, вороны, цапли и прочие животные, которые невосприимчивы к их яду. Головастиков поедают нимфы стрекоз, водные жуки, некоторые черепахи и змеи. Многие хищники съедают только язык жабы, либо выедают живот, который содержит менее ядовитые внутренние органы.

Жизненный цикл

Личинки аги чёрного цвета и непропорционально малы по сравнению со взрослыми особями. Головастики питаются водорослями и другими водными растениями, которые они соскабливают с помощью пяти рядов зубов. Крупные головастики иногда поедают икру других аг. Метаморфоз происходит через 2—20 недель после вылупления личинок (в зависимости от питания и температуры воды). Жабята, только что прошедшие метаморфоз, также очень мелкие — всего около 1—1,5 см. После метаморфоза молодые жабы покидают водоём и порой в больших количествах скапливаются на берегу. Половое созревание наступает в возрасте 1—1,5 лет. Живут аги до 10 лет (в природе) и до 15 лет (в неволе). Только 0,5 % жаб, вылупившихся из икринок, доживает до репродуктивного возраста.

Питание

Взрослые особи всеядны, что нехарактерно для жаб: они поедают не только членистоногих и других беспозвоночных (пчёлы, жуки, многоножки, тараканы, саранча, муравьи, улитки), но также и других земноводных, мелких ящериц, птенцов и зверьков размером с мышь. Не брезгуют падалью и отбросами. На морских побережьях поедают крабов и медуз. При отсутствии корма могут заняться каннибализмом.

Размножение

Размножение аг в основном приурочено к сезону дождей, когда во множестве образуются временные водоёмы (июнь-октябрь). Самцы собираются в стоячих или медленных водах и криками, похожими на громкое мурлыканье, подзывают самок. Самка откладывает за один сезон 4—35 тыс. икринок. Забота об оплодотворённых и отложенных икринках не проявляется. Инкубация длится от 2 до 7 дней. Как икринки, так и головастики аги ядовиты для большинства животных и для людей. После метаморфоза эта особенность у них исчезает до самого развития околоушных желез.

Яд

Ага ядовита на всех жизненных стадиях. Когда взрослая жаба потревожена, её железы выделяют молочно-белый секрет, содержащий буфотоксины; она способна даже «выстреливать» им в хищника. Яд аги — сильнодействующий; воздействуют преимущественно на сердце и нервную систему, вызывая обильное слюноотделение, конвульсии, рвоту, аритмию, повышение кровяного давления, иногда временный паралич и смерть от остановки сердца. Для отравления достаточно простого контакта с ядовитыми железами. Яд, проникший через слизистую оболочку глаз, носа и рта, вызывает сильную боль, воспаление и временную слепоту. Выделения кожных желёз аги традиционно употребляются населением Южной Америки для смачивания наконечников стрел. Индейцы чоко из западной Колумбии доили ядовитых жаб, помещая их в бамбуковые трубки, подвешенные над костром, затем собирали выделенный жёлтый яд в керамическую посуду. Австралийский ворон научился переворачивать жаб и, ударив клювом, поедать, отшвыривая в сторону части с ядовитыми железами.

Значение для человека

Жаб-аг пробовали разводить для истребления насекомых-вредителей на плантациях сахарного тростника и батата, в результате чего они широко расселились вне пределов своего естественного ареала и сами превратились во вредителей, служа причиной отравлений местных хищников, не имеющих иммунитета к их яду, и конкурируют за еду с местными амфибиями.

Жабы-аги в Австралии

102 жабы были доставлены в июне 1935 года в Австралию с Гавайев для борьбы с вредителями сахарного тростника. В неволе они успели размножиться, и в августе 1935 г. более 3000 молодых жаб было выпущено на плантации на севере штата Квинсленд. Против вредителей аги оказались неэффективны (поскольку нашли себе другую добычу), зато быстро начали увеличивать свою численность и распространяться, в 1978 г. достигнув границы Нового Южного Уэльса, а в 1984 году — Северной Территории. В настоящее время граница распространения этого вида в Австралии каждый год сдвигается к югу и к западу на 25 км.

Чрезмерно расплодившиеся амфибии всерьез угрожают биологическому разнообразию Австралии

В настоящее время аги оказывают негативное воздействие на фауну Австралии, поедая, вытесняя и служа причиной отравлений аборигенных животных. Её жертвами становятся местные виды амфибий и ящериц и мелкие сумчатые, в том числе принадлежащие к редким видам. С распространением аги связывают падение численности пятнистых сумчатых куниц, а также крупных ящериц и змей (смертельные и тигровые змеи, чёрная ехидна). Они также разоряют пасеки, уничтожая медоносных пчёл. В то же время ряд видов успешно охотится на этих жаб, в том числе австралийский ворон и чёрный коршун. Методы борьбы с агами пока не разработаны, хотя есть предложение использовать для этой цели плотоядных муравьёв Iridomyrmex purpureus и австралийского паука-жабоеда Dolomedes briangreenei. Вопрос о том, кто затем будет бороться с самими пауками, пока не решен.

См. также

• Инвазивные виды в Австралии

Ссылки

• Ага, вид жаб // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Жаба-ага

Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.