Жаваль, Эмиль

Луи Эмиль Жаваль (фр. Louis Émile Javal; 3 мая 1839, Париж — 20 января 1907, там же) — известный французский врач и политический деятель, сын Леопольда Жаваля.

Биография

Учился в лицее Кондорсе вместе с Сади Карно и Сюлли-Прюдомом. Поступил в горный институт, но потом изменил своё решение и стал изучать офтальмологию, надеясь помочь свой младшей сестре, страдавшей сильным косоглазием (и это ему удалось).

Жаваль изобрёл метод для диагноза астигматизма и вскоре приобрёл имя одного из лучших офтальмологов Франции. Перу Жаваля принадлежит ряд медицинских книг, в том числе и о гигиене. Его «Mémoires d’ophthalmometrie» переведены на четыре языка. В 1885 был избран в члены Медицинской академии. К концу жизни сам Жаваль стал слепнуть из-за глаукомы и написал книгу «Среди слепых» (фр. Entre aveugles) с практическими советами слепым и их близким; по предложению Жаваля были сконструированы прибор, облегчающий слепым письмо (перемещая лист бумаги, когда перо доходит до конца строки), и велосипед-тандем, который, при управлении зрячим, позволял слепому тренировать ножную мускулатуру.

В 1885—1899 Жаваль был депутатом французского парламента. На протяжении многих лет он вёл постоянную рубрику в газете «Тан» (фр. Le Temps). В сферу интересов Жаваля входил язык эсперанто, который он усердно пропагандировал, а также вопросы графологии и почерковедения; на втором процессе по делу Дрейфуса Жаваль по инициативе дружившего с ним Эмиля Золя был привлечён для проведения почерковедческой экспертизы.

Отрывок, характеризующий Жаваль, Эмиль

– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.