Жаворонковые

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жаворонковые

Полевой жаворонок
Научная классификация
Международное научное название

Alaudidae (Vigors, 1825)


Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Жа́воронковые (лат. Alaudidae) — семейство птиц отряда воробьинообразных[1].

Жаворонковые — птицы малого или среднего размера: длина 10—25 см, масса от 15 до 80 г. Телосложение крепкое, шея короткая, голова большая. Крылья длинные, широкие и острые, обеспечивающие быстрый полет. Форма клюва сильно отличается по родам и видам. Хвост состоит из 12 рулевых перьев, срезан прямо или с неглубокой вырезкой. Ноги короткие и хорошо приспособлены к передвижению по земле. В отличие от остальных певчих, цевка сзади округлая и покрыта поперечными роговыми щитками. Пальцы средней длины. Коготь заднего пальца длинный и прямой. Покровительственная окраска, маскирующая под цвет местной почвы. Верх обычно буровато-серый с пестринами. Половой диморфизм выражен слабо, обычно самцы крупнее самок. Линька происходит только осенью, но в связи с обнашиванием летнее оперение отличается от зимнего.

В семействе 18 (по другим данным — до 19) родов и 75—90 видов. Распространены в Евразии и Африке, при этом более половины видов — эндемики последней. Часть видов населяет Америку (рогатый жаворонок) и Австралию (яванский жаворонок). На территории России встречается 14 видов семейства[2].

Предпочитают открытые ландшафты. В горы поднимаются до высоты 5300 м.

Кормятся на земле. Основу питания составляют растения и их части (листья, семена, цветки, почки, проростки), насекомые и моллюски. Любят купаться в пыли.

Превосходные певцы. Пение отличается звонкостью и мелодичностью. Совершают характерный высокий токовой полет.

Моногамы. Гнездо устраивают в ямке, маскируя кустиками, пучками травы или камнем. Строит гнездо и насиживает яйца самка. В кладке — от 2 до 8 яиц. Насиживание длится 10—12 суток. В сезон — 1 или 2 кладки. Кормят птенцов оба родителя. Птенцы покидают гнездо в возрасте 10 дней, ещё не умея летать, и их ещё 8—10 дней докармливают родители.

В Красную книгу МСОП внесены 50 видов, из них 7 находятся под угрозой исчезновения или уязвимы.



Список родов

См. также

Напишите отзыв о статье "Жаворонковые"

Примечания

  1. Безобразов С. В., Книпович Н. М. Жаворонки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Арлотт Н., Храбрый В. Птицы России: Справочник-определитель. — СПб.: Амфора, 2009. — С. 254. — 446 с. — ISBN 978-5-367-01026-8.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Бёме Р. Л., Флинт В. Е. Пятиязычный словарь названий животных. Птицы. Латинский, русский, английский, немецкий, французский / Под общей редакцией акад. В. Е. Соколова. — М.: Рус. яз., «РУССО», 1994. — С. 266-270. — 2030 экз. — ISBN 5-200-00643-0.



Отрывок, характеризующий Жаворонковые

– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.