Жак, Пётр Карлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Карлович Жак
польск. Piotr Żak

Депутат Второй Думы, 1907 г.
Дата рождения:

22 июня 1869(1869-06-22)

Место рождения:

дер. Лещина Яновского уезда Люблинской губернии

Дата смерти:

29 ноября 1946(1946-11-29) (77 лет)

Гражданство:

Российская империя Российская империя Польша Польша

Вероисповедание:

римско-католическое

Род деятельности:

крестьянин, депутат Государственной думы II созыва от Люблинской губернии

Пётр Карлович Жак на Викискладе

Пётр Карлович Жак (польск. Piotr Żak; 22 июня 1869 — 29 ноября 1946) — крестьянин, депутат Государственной думы II созыва от Люблинской губернии





Биография

Польский крестьянин из деревни Лещина гмины Уржондов Яновского уезда Люблинской губернии. По семейной легенде начало династии заложил дед Петра, раненый наполеоновский солдат, отставший от армии, по имени Марцин (Marcin) Жак[1]. Отец — крестьянин, войт Карол Жак, старший сын Марцина, мать — Марианна урождённая Кот[2]. К 1880 году Пётр дома выучился читать и писать. Но в тот год в Лещину пришёл из Галиции Валентин Вожняк, который начал тайно учить грамоте местную молодежь. Официально Вожняк был сельским трактирщиком. В 1881 году Пётр организовал коллективную подписку 10 мальчиков-односельчан на "Gazeta Świąteczna"[1]. По одним сведениям Петру удалось удалось короткое время посещать народную школу в городе Остров[3], по другим - отец лишь хотел отправить усердного в ученье сына в школу в Люблине, но 1883 году тяжело заболел и через три недели умер[1]. В этот время Пётр был уже за старшего в семье. Младшему брату Антонию было всего 11 лет и Пётр берёт на себя заботы о хозяйстве площадью 17 моргов (9,5 га). С 1884 года начал писать корреспонденции в "Gazecie Świątecznej", позднее Пётр начал сотрудничать также и с изданием "Zorzy" (Зори)[1].

13 июля 1886 умерла мать Петра. 14 ноября 1887 он женился на бездетной вдове Зофье Недзельской (Niedzielska). 19 сентября 1889 года родился сын Юзеф. В 1890 Пётр был призван в армию и в течение нескольких месяцев находился на военной службе в Бессарабии. Однако благодаря заступничеству друзей (так в источнике) он был демобилизован и вернулся домой[1]. Стал членом общества «Освята» («Просвящение»), агитировал среди крестьян Люблинской губернии. 19 марта 1899 был арестован, провёл более 3-х месяцев в десятом павильоне Варшавской цитадели. В июле 1899 после выхода из тюрьмы продолжил агитацию в польской деревне. Во время революции 1905—1907 годов был активным сторонником полонизации школьного обучения и гминного правления. 17 декабря 1905 года в Варшаве участвовал в Крестьянском съезде. На нём были приняты требования введения в Царстве Польском широкой автономии и демократического избрания Сейма. 4 января 1906 вновь арестован за попытку осуществить полонизацию в своей гмине, провёл 3 месяца в тюрьме. В 1906 участвовал в съезде польского Центрального сельскохозяйственного общества. К 1900 году хозяйство Жака имело 2-х лошадей, 5 коров, 2-х телят, 6 свиней, 6 гусей и 10 кур. У него был большой сад: 32 сливы, 24 яблони, 23 груши, 23 33 вишен и шелковицы. Жак активно использовал новые агрономические приемы, закупал сортовой посевной материал, выписывал новые агрономические инструменты. В 1896 году был объявлен конкурс на образцовое хозяйство. Пётр описал свою ферму, через месяц приехала комиссия судей из Варшавы, и ещё через несколько месяцев пришло сообщение о присуждении первой премии в категории мелких хозяйств за образцовую работу фермы, правильный учёт и облесение пустошей[1][4]. К 1907 году земельная собственность Жака составляла 11,5 десятины (12,5 га).

6 февраля 1907 избран во Государственную думу II созыва от общего состава выборщиков Люблинского губернского избирательного собрания. Вошёл в состав Польского коло. Состоял в Аграрной комиссии Думы.

После роспуска Второй Государственной Думы вернулся в деревню Лещина. В 1909—1910 стал войтом (сельским старостой) одной из гмин в своём сельском округе. До 1914 не участвовал в общественно-политической жизни. С 1915 после оккупации Люблинской губернии австрийскими войсками сотрудничал с Польской воинской организацией.

В независимой Польше вёл общественную и политическую работу. Во время Второй мировой войны (1939—1945) участник Польского Сопротивления немецкой оккупации. Автор мемуаров.

Семья

  • Жена — Зофья Недзельская[1]
    • Сын — Юзеф (1889—?)[1].
    • Сын — Анджей (1892—?),
    • Дочь — Зофья (1895—?),
    • Сын — Ян (1895—?)[1].
    • Сын — Станислав (1899?—?)
  • Старший брат — Юзеф (Józef)[1]
  • Старший брат — Антоний (Antoni)[1]
  • Младший брат — Ян (Jan)[1]
  • Сестра — Катаржина[1]
  • Сестра — Марианна[1]

Напишите отзыв о статье "Жак, Пётр Карлович"

Литература

  • [xoomer.virgilio.it/mpelak/dokumenty/piotrzak.htm Anna Wnuk. Piotr Żak z Leszczyny - z wiejskiego przysiółka do II Dumy Rosyjskiej]
  • [www.tez-rus.net/ViewGood30580.html Н. Д. Постников. ЖАК Петр Карлович // Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 190.]
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003732207#?page=471 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Второй созыв. М, 1907. С. 429]

Рекомендуемые источники

  • Brzoza Cz., Stepan K. Poslowie polscy w Parlamente Rosyjskim, 1906—1917: Slownik biograficzny. Warszawa, 2001.
  • Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 9. Дело 152; Дело 539. Лист 9.

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [xoomer.virgilio.it/mpelak/dokumenty/piotrzak.htm Anna Wnuk. Piotr Żak z Leszczyny - z wiejskiego przysiółka do II Dumy Rosyjskiej]
  2. [www.archiwum.wyborcza.pl/Archiwum/1,0,4103600,20040628LU-DLO,Piotr_Zak,.html Piotr Żak - Archiwum Gazety Wyborczej - Gazeta Wyborcza]
  3. [www.tez-rus.net/ViewGood30580.html Н. Д. Постников. ЖАК Петр Карлович // Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 190.]
  4. В источнике [www.tez-rus.net/ViewGood30580.html] сказано, что серебряную медаль за озеленение пустошей Пётр Жак получил в 1908 году.

Отрывок, характеризующий Жак, Пётр Карлович

– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.