Жанак Сагындыкулы
| Жанак Сагындыкулы | |
| каз. Жанақ Сағындықұлы | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
современный Абайский район, Восточно-Казахстанская область, Казахстан) |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
современный Абайский район, Восточно-Казахстанская область, Казахстан) |
Жанак Сагындыкулы (каз. Жанақ Сағындықұлы; 1770—1856) — казахский акын, с раннего возраста исполнял песни, жыры, аккомпанируя себе на кобызе и домбре, знал множество произведений героического и социально-бытового эпоса.
Творчество
От Жанака был записан самый авторитетный и признанный вариант поэмы «Козы Корпеш – Баян сулу», которую он подверг творческой переработке, ввёл в текст айтысы, многочисленные диалоги, ритуально-обрядовые песни.
Известен также как мастер айтыса. По данным М. О. Ауэзова в одном из поэтических соревнований Жанак победил 16 акынов. Жанаку принадлежит несколько поэм, толгау, дастанов. В «Слове, обращённом к торе Рустему» он показывает жадность и жестокость степных правителей. В жыре «Сыну Санияза Камбару» Жанак также критикует аристократию. Стихотворения «Это я, Жанак, в Айдабол приехавший», «Кровь у козы и овцы одинаковая» посвящены жизни бедняков. В толгау «Торе Актанбаю», «Айдаболу шону», «Торайгыру», «Бараку» он ставил проблемы человечности, мира, справедливости. В ряде произведений восхвалял представителей казахской аристократии[1].
Жанак оказал большое влияние на творчество таких известных акынов, как Шоже, Тубека, Бактыбая. Впервые его произведение «Мой рыжий, как марал, аргамак» было опубликовано в книге Курбангали Халиди «Тауарих-хамса», напечатанное в Казани в 1910 году[1].
Исследования творчества
Собирание произведений Жанака было начато И. Алтынсариным и В. В. Радловым. В советское время его творчеству уделяли большое внимание С. Сейфуллин, М. О. Ауэзов, С. Муканов.
Напишите отзыв о статье "Жанак Сагындыкулы"
Примечания
- ↑ 1 2 Казахская ССР: краткая энциклопедия / Гл. ред. Р. Н. Нургалиев. — Алма-Ата: Гл. ред. Казахской советской энциклопедии, 1991. — Т. 4: Язык. Литература. Фольклор. Искусство. Архитектура. — С. 233-234. — 31 300 экз. — ISBN 5-89800-023-2.
Отрывок, характеризующий Жанак Сагындыкулы
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
