Жанна д'Арк (броненосный крейсер)
Броненосный крейсер «Жанна д’Арк» (фр. Jeanne d'Arc) — боевой корабль французского флота начала ХХ века. Стал первым крупным броненосным крейсером французского флота. Построен в единственном экземпляре. Назван в честь Жанны д’Арк — национальной героини Франции. Несмотря на ряд недостатков, положил начало ряду серий французских броненосных крейсеров. Непосредственными преемниками «Жанны д’Арк» стал крейсера типа «Дюпле».
Содержание
История
Изучив неудачный опыт попыток создать «малый и дешевый» броненосный крейсер, французы пришли к выводу, что броненосные крейсера небольших размеров, вроде «Амираль Шарнэ» и «Потюо» не могут быть в должной степени эффективны. При ограниченном водоизмещении, поясное бронирование отбирало слишком много запаса веса, вынуждая либо делать броневой пояс тонким и малоэффективным (как на «Потюо») либо ограничивать скорость и вооружение (как на «Амираль Шарнэ»). На основании этих опытов французские кораблестроители решили, что только большие броненосные крейсера могут быть эффективны в предполагаемой им функции океанских рейдеров.
В 1896 году, на основании накопленного опыта и новейших технических решений, на военной верфи в Тулоне заложили новый броненосный крейсер, который должен был стать прототипом для всех последующих серий подобных кораблей. Основной задачей корабля виделись в первую очередь крейсерские операции; французский флот, традиционно воспринимая британский как своего основного соперника, планировал нивелировать превосходство Британии в тяжелых кораблях развертыванием масштабной рейдерской кампании против британского судоходства. Исходя из этой доктрины, новый французский броненосный крейсер должен был иметь высокую мореходность для длительных действий в океане, высокую скорость для избегания боя с превосходящими силами неприятеля, и максимально мощное бронирование - чтобы не получить критических повреждений от случайных попаданий снарядов.
Конструкция
Броненосный крейсер «Жанна Д’Арк» представлял собой значительный шаг вперед во французском кораблестроении. На нём конструкторы отказались от доминировавших ранее архаичных деталей вроде массивных, выдающихся вперед таранов, сильного завала бортов внутрь в верхней части, прогиба корпуса в центре. Впервые во французском крейсерском флоте, «Жанна Д’Арк» имела почти прямой форштевень с небольшим тараном на уровне ватерлинии, высокие прямые борта, и длинный полубак в носовой части, тянувшийся почти до кормовой мачты.
Полное водоизмещение корабля составляло порядка 11 000 тонн. Длина его превысила 145 метров, ширина — 19,4 метра, и осадка — 8,1 метра. Стремление к достижению высокой скорости и вытекающее из этого требование наличия большого количества котлов привели к тому, что «Жанна Д’Арк» имела шесть дымовых труб, сгруппированных двумя группами по три. В носовой части имелась короткая облегчённая боевая мачта, с единственным массивным марсом; эта мачта также являлась опорой для мостика. В кормовой части была расположена легкая сигнальная мачта.
Вооружение
Основное вооружение «Жанны Д’Арк» состояло из двух 194-мм 40-калиберных орудий образца 1896 года. Эти пушки — являвшиеся улучшенной версией орудий, устанавливавшихся на предшествующих броненосных крейсерах — были расположены в двух вращающихся броневых башнях, одной в носу и одной на корме «Жанны Д’Арк». В бою, эти орудия должны были поражать бронированные части кораблей противника, вести погонный и ретирадный огонь на значительные дистанции при преследовании/отступлении крейсера.
Вспомогательное вооружение было представлено четырнадцатью скорострельными 138-мм 45-калиберными орудиями образца 1893 года. Эти пушки имели высокий темп стрельбы — однако, уступавший британским аналогам — и предназначались для поражения небронированных частей неприятельских кораблей фугасными снарядами. Восемь таких орудий было установлено на верхней палубе «Жанны Д’Арк», по четыре с каждого борта, на выступающих спонсонах. Ещё шесть были установлены по три с каждого борта на палубе полубака. На каждый борт могло быть наведено по семь скорострельных орудий (четыре с верхней палубы и три с палубы полубака), на нос и на корму — соответственно, четыре (два с верхней палубы и два с палубы полубака).
Противоминное вооружение «Жанны Д’Арк» состояло из шестнадцати 47-мм скорострельных орудий Гочкисса. Десять из них стояли побортно на крыше носовой надстройки — по пять с каждой стороны — ещё четыре располагались на навесной палубе между трубами, и два стояли на крыльях кормового мостика. Это вооружение дополнялось четырьмя 37-мм пятиствольными револьверными орудиями Гочкисса на марсе боевой мачты.
Подводное вооружение было уменьшено по сравнению с предыдущими броненосными крейсерами и состояло всего из двух подводных торпедных аппаратов калибром 450 миллиметров. Аппараты были установлены в центре корпуса, по одному с каждого борта, и стреляли перпендикулярно курсу крейсера. Также «Жанна Д’Арк» имела небольшой таран.
Броневая защита
Броневая защита была значительно усовершенствована по сравнению с предшествующими броненосными крейсерами французского океанского флота. Основной броневой пояс был изготовлен из стали, закаленной по методу Гарвея; он тянулся на всю длину корабля от штевня до штевня, его высота составляла 2,4 метра, из которых около метра находилось под водой. Толщина его составляла 150 миллиметров, у нижней — подводной — кромки, пояс утоньшался до 40 миллиметров.
Над главным поясом располагался верхний, толщиной в 100 миллиметров в центральной части, и утоньшающийся до 40 миллиметров в оконечностях. Верхний пояс также тянулся на всю длину корабля; высота его составляла 1,8 метра, исключая носовую часть — где пояс поднимался до уровня палубы полубака, полностью защищая носовую оконечность крейсера.
Выпуклая броневая палуба была полностью расположена под водой; её центральная часть проходила на уровне ватерлинии, и имела толщину в 35 миллиметров. На скосах, соединявшихся с нижним краем броневого пояса, палуба утолщалась до 65 миллиметров. На края верхнего пояса опиралась плоская палуба толщиной в 15 миллиметров, игравшая роль «взводящей»; ударивший в неё бронебойный снаряд взводился и срабатывал преждевременно. Пространство между палубами было разделено на множество небольших отсеков, использовавшихся для хранения угля, запасов или заполненных целлюлозой.
Броневые башни были защищены с задней стороны плитами толщиной в 160 миллиметров, и спереди — в 120 миллиметров. Такое расположение броневых листов было выбрано из соображений балансирования веса новых длинноствольных пушек. Скорострельные орудия стояли за 75 миллиметровыми щитами.
Силовая установка
«Жанна Д’Арк» была трехвальным крейсером; три вертикальные машины тройного расширения работали на три винта. Пар давали сорок восемь водотрубных котлов Нормана-Сигоди, по восемь котлов в шести котельных отделениях, проектная мощность составляла 28 500 л. с. Крейсер имел шесть труб и множество вентиляторов на верхней палубе, необходимых для отвода/подачи воздуха к силовым установкам. Через несколько лет котлы заменили на тридцать шесть котлов дю Тампля.
Проектная скорость крейсера составляла 23 узла; однако, на мерной миле «Жанна Д’Арк» не продемонстрировала более 21,8 узла несмотря на развитые 33 000 лошадиных сил. Кроме того, крейсер показал себя недостаточно маневренным — на полном ходу, диаметр разворота составлял почти 2000 метров. С другой стороны, крейсер обладал отличной дальностью — запаса угля хватало на 13 500 миль 10-узлового хода.
Служба
Оценка проекта
Броненосный крейсер «Жанна д’Арк» стал важной вехой в истории французского кораблестроения, определив классический тип французского броненосного крейсера — высокобортного океанского рейдера с полным броневым поясом и мощной скорострельной батареей. На нем французские инженеры отказались от доминировавших ранее конструкторских концепций, и совершили значимый скачок в броневой защите и мореходности.
Для своего времени, «Жанна Д’Арк» органично сочетала прекрасную мореходность с мощным бронированием. Её главный броневой пояс вместе со скосами броневой палубы предоставлял адекватную защиту от тяжелых орудий британских перворанговых крейсеров на большинстве боевых дистанций; тонкий верхний пояс был способен свести на нет эффективность огня британских 120-мм и 152-мм скорострельных орудий. Применение брони Гарвея позволило усилить защиту, не увеличивая её толщины.
Боевые возможности «Жанны д’Арк» обеспечивали ей уверенный перевес над перворанговыми британскими бронепалубными крейсерами. Верхний пояс французского крейсера сводил на нет эффективность основной составляющей вооружения британских кораблей — батареи скорострельных орудий — в то время как жизненно важные части крейсера были адекватно защищены и от огня немногочисленных британских тяжелых пушек.
Тем не менее, этот новаторский корабль не был лишен недостатков. Его скорость, несмотря на все усилия, оказалась ниже проектной, что не давало «Жанне д’Арк» желаемого превосходства в скорости над британскими кораблями. Вооружение крейсера смотрелось недостаточным по сравнению с вспомогательной батареей 164-мм орудий на предшествующих крейсерах. Наконец, маневренность крейсера оказалась ниже всякой критики (что, впрочем, было не слишком актуально для корабля, не предназначенного для действий в составе эскадры). Последующие проекты французских броненосных крейсеров разрабатывались в стремлении нивелировать эти недоработки.
Напишите отзыв о статье "Жанна д'Арк (броненосный крейсер)"
Примечания
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — М: АСТ, 2006. — ISBN 5-17-030194-4.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1860—1905. — London: Conway Maritime Press, 1979. — ISBN 0-85177-133-5.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Жанна д'Арк (броненосный крейсер)
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
