Жан Бретонский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан Бретонский
англ. John of Brittany, Earl of Richmond
Граф Ричмонд
1306 — 1334
Предшественник: Жан II Бретонский
Преемник: Жан III Бретонский
 
Рождение: 1266(1266)
Смерть: 17 января 1334(1334-01-17)
Нант
Род: Дом де Дрё
Отец: Жан II Бретонский
Мать: Беатриса Английская
Жан Бретонский (1266 — 17 января 1334) — 4-й граф Ричмонд из правящего дома Бретани. Он поступил на королевскую службу в Англии при своём дяде Эдуарде I и также служил Эдуарду II. 15 октября 1306 года он стал графом Ричмондом, унаследовав титул от отца[1]. В разгар конфликтов Англии с Шотландией он получил титул хранителя Шотландии, а в 1311 году, во время баронского восстания против Эдуарда II, стал лордом-ордейнером.

Жан Бретонский служил Англии как солдат и дипломат, но в сравнении с другими графами того времени был мало активен политически[К 1]. Он был способным дипломатом; и Эдуард I, и Эдуард II ценили его способности в ведении переговоров. Хотя он в целом оставался верен своему двоюродному брату Эдуарду II во время баронского восстания, в конце концов он поддержал переворот Изабеллы и Мортимера. После отречения Эдуарда II в пользу своего сына Эдуарда III Жан удалился в своё имение во Франции и умер в родной Бретани в 1134 году, скорее всего, естественной смертью. Жан не был женат, и после его смерти его титул и имущество перешли к его племяннику Жану III.





Ранние годы

Жан был вторым выжившим сыном герцога Бретани Жана II и его жены Беатрисы. У Жана было два брата и три сестры, доживших до взрослого возраста. Беатриса была дочерью Генриха III, следовательно, Жан был племянником сына и наследника Генриха Эдуарда I[3]. Его отец был графом Ричмондом, но принимал мало участия в английской политике[4]. Жан воспитывался при английском дворе вместе с сыном Эдуарда I Генри, умершим в 1274 году[5]. В молодости он участвовал в турнирах, но как солдат особенно не выделялся[6].

На службе королю Эдуарду I

Когда в 1294 году французский король конфисковал у короля Эдуарда герцогство Аквитанское, Жан отправился с военной экспедицией во Францию[7], но не смог взять Бордо. В Пасху 1295 года ему пришлось бежать из Рйона[8]. В январе 1297 года он разделил поражение при осаде Бельгарда с Генри де Ласи, графом Линкольном. После этого поражения он вернулся в Англию[9].

Несмотря на неудачи во Франции, он не потерял расположения своего дяди Эдуарда I, который относился к Жану почти как к сыну[10]. Вернувшись в Англию, Жан стал участником шотландских войн. Вполне возможно, что он сражался в битве при Фолкерке в 1298 году. Он определённо присутствовал при осаде Керлаверока в 1300 году[9]. Имена присоединившихся к Эдуарду I во время осады Керлаверока аристократов, включая Жана Бретонского, а также описания их знамён, были изложены в специальном документе[К 2][К 3]. В этом документе посвящённая ему запись следуют сразу за королевской[К 4].

Осенью 1305 года умер отец Жана. Старший из сыновей покойного Артур унаследовал герцогство Бретань, а Жан как второй сын смог 5 октября 1306 года получить графство Ричмонд[К 5][11]. Кроме того, Эдуард I назначил Жана хранителем Шотландии; в 1307 году это назначение было подтверждено новым королём Эдуардом II[6].

На службе королю Эдуарду II

Английский двор видел в Жане Бретонском надёжного дипломата[6]. Он обладал хорошими умениями ведения переговоров; связь с Францией также имела свою ценность[12]. К 1307 году он также был одним из старейших графов королевства[13]. При ухудшении отношений между Эдуардом II и аристократией Ричмонд оставался верным королю; в 1309 году он возглавил посольство к папе Клименту V от лица фаворита Эдуарда Пирса Гавестона[14]. По некоторым сведениям, Жан был близким другом Гавестона, но при этом, в отличие от него, не стал объектом ненависти со стороны ряда баронов[15].

Лорд-ордейнер

К 1310 году отношения между Эдуардом II и его графами ухудшились настолько, что контроль правительства перешёл от короля к комитету графов. Причиной ухудшения ситуации были мнение знати касательно отношений Эдуарда II с Гавестоном и его, по общему мнению, возмутительное поведение. Графы нарушили королевский приказ не носить оружие в парламенте и при полном вооружении потребовали от короля назначить комиссию для реформ. 16 марта 1310 года король согласился на назначение ордейнеров, которые должны были заняться реформой королевского двора и системы управления[16]. Жан Бретонский был одним из восьми графов, вошедших в эту комиссию (всего 21 человек) так называемых лордов-ордейнеров[17]. Он был одним из ордейнеров, считавшихся верными королю.

Жан затем отправился во Францию для дипломатических переговоров, после чего вернулся в Англию. Гавестон был изгнан ордейнерами, но позже был возвращён королём. Он был казнён в июне 1312 года Томасом Ланкастером и другими аристократами[18]. Жан, вместе с графом Глостером Гилбертом де Клером, был ответственен за примирение двух сторон после этого события[19]. В 1313 году он сопровождал Эдуарда II во время государственного визита во Францию, сохраняя доверие короля. В 1318 году он стал свидетелем при подписании договора, вернувшего Эдуарду полноту власти[20].

Война с Шотландией

В 1320 году Жан Бретонский снова отправился во Францию вместе с Эдуардом II, а на следующий год вёл мирные переговоры с шотландцами[21]. Ричмонд присутствовал на суде и казни Томаса Ланкастера в 1322 году, после восстания и поражения последнего в битве при Боругбридже[22]. После этого англичане вторглись в Шотландию, но Роберт I выжег сельскую местность перед наступающей армией, заставив её голодать. Затем Брюс сам направил свою армию в Англию, перейдя Солуэй-Ферт на западе, и двинулся в юго-восточном направлении в сторону Йоркшира. По возвращении из Шотландии Эдуард отправился с королевой Изабеллой в аббатство Риво, но в середине октября оказался в непосредственной опасности, когда шотландская армия сделала неожиданный рывок. Между ним и шотландцами находилась крупная английская армия под командованием Жана Бретонского. Жан занял выгодную позицию между Риво и аббатством Байлэнд, но его армия всё равно потерпела поражение, а сам он попал в плен, где оставался до 1324 года, когда был выкуплен за 14000 марок[6].

После освобождения он продолжал дипломатическую деятельность в Шотландии и Франции.

Последние годы

В марте 1325 года Жан Бретонский последний раз вернулся во Францию, где впервые явно выступил против Эдуарда II. Его земля в Англии были конфискованы короной[6]. Жан выступил в поддержку жены Эдуарда II королевы Изабеллы, которая была послана во Францию с дипломатической миссией и отказалась возвращаться по приказу мужа[23][К 6]. После отречения Эдуарда II от престола Жан Бретонский получил назад свои английские владения. Он провёл последние годы своей жизни в своих французских имениях, практически не участвуя в английской политической жизни. Он умер 17 января 1334 года и был похоронен в францисканской церкви в Нанте[6].

Жан Бретонский не был женат и, насколько известно, не имел детей. Графство Ричмонд от него унаследовал племянник Жан (сын Артура)[1].

Родословная

Жан Бретонский — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Роберт II де Дрё
 
 
 
 
 
 
 
8. Пьер I, герцог Бретани
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Иоланда де Куси
 
 
 
 
 
 
 
4. Жан I, герцог Бретани
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Ги де Туар
 
 
 
 
 
 
 
9. Аликс де Туар
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Констанция Бретонская
 
 
 
 
 
 
 
2. Жан II, герцог Бретани
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Тибо III, граф Шампани
 
 
 
 
 
 
 
10. Тибо IV Шампанский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Бланка Наваррская
 
 
 
 
 
 
 
5. Бланка Шампанская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Гишар IV де Боже
 
 
 
 
 
 
 
11. Агнесса де Боже
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Сибилла де Эно
 
 
 
 
 
 
 
1. Жан Бретонский, граф Ричмонд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Генрих II Плантагенет
 
 
 
 
 
 
 
12. Иоанн Безземельный
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Алиенора Аквитанская
 
 
 
 
 
 
 
6. Генрих III
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Эймар Ангулемский
 
 
 
 
 
 
 
13. Изабелла Ангулемская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Аликс де Куртене
 
 
 
 
 
 
 
3. Беатриса Английская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Альфонс II, граф Прованса
 
 
 
 
 
 
 
14. Раймунд Беренгер IV, граф Прованса
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Гарсенда де Сабран
 
 
 
 
 
 
 
7. Элеонора Прованская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Томас I, граф Савойи
 
 
 
 
 
 
 
15. Беатриса Савойская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Маргарита Женевская
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Жан Бретонский"

Комментарии

  1. Жан Бретонский не был опытным солдатом, и среди графов Англии его политическая значимость была мала[2].
  2. В документе сказано: «Son nevou Johan de Bretaigne, Por ce ke plus esr de li près, Soi je plus tost nomer après. Si le avoit-il ben deservi, Cum cil ki son oncle ot servi, De se enfance peniblement, E deguerpi outréement Son pere e son autre lignage, Por demourer de son maisnage, Kant li Rois ot bosoign de gens, Baniere avoit cointe e parée, De or e de asur eschequeré, A rouge ourle o jaunes lupars, De ermine estoit la quart pars».
  3. [Племянник короля] Жан Бретонский оставался близок королю и поэтому назван после него. Он вёл себя весьма достойно и с детства жил вдали от своего отца и родственников, чтобы жить с королём при его дворе. Когда король нуждался в помощи, появлялось знамя [графа Жана]. [Далее описывается знамя].
  4. Это соответствует положению Жана при дворе короля и их близким отношениям. Не вызвало бы удивления подтверждение того, что, когда король присутствовал на поле боя, Жан был близок к нему по различным причинам.
  5. Этот лен находился в Йоркшире и принадлежал герцогам Бретани с XI века, но часто реквизировался королями Англии, недовольными своими вассалами.
  6. В сентябре 1326 года Изабелла и её любовник Мортимер вторглись в Англию с небольшой армией. К январю 1327 года Эдуард II был вынужден отречься, и королём стал его сын Эдуарда III[24].

Примечания

  1. 1 2 Fryde, 1961, p. 446.
  2. Phillips, 1972, pp. 9-10.
  3. Phillips, 1972, p. 16.
  4. Prestwich, 1997, p. 235.
  5. Johnstone, 1923.
  6. 1 2 3 4 5 6 Jones, 2004.
  7. Prestwich, 1997, pp. 378-9.
  8. Prestwich, 1997, pp. 381-2.
  9. 1 2 Cokayne, 1910-59.
  10. Prestwich, 1997, p. 132.
  11. Prestwich, 2007, pp. 361.
  12. Phillips, 1972, p. 271.
  13. McKisack, 1959, p. 1.
  14. Hamilton, 1988, p. 69.
  15. Hamilton, 1988, pp. 56, 67.
  16. McKisack, 1959, p. 10.
  17. Prestwich, 2007, p. 182.
  18. Chaplais, 1994, p. 182.
  19. Phillips, 1972, pp. 42-4.
  20. Phillips, 1972, p. 172.
  21. Phillips, 1972, pp. 192, 204.
  22. Maddicott, 1970, pp. 311-2.
  23. McKisack, 1959, p. 82.
  24. McKisack, 1959, pp. 83-91.

Литература

  • Chaplais, P. Piers Gaveston: Edward II's Adoptive Brother. — Oxford: Clarendon Press, 1994. — ISBN 0-19-820449-3.
  • Cokayne, George. The Complete Peerage of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom. — New. — London: The St. Catherine Press, 1910-59. — Т. x. — P. 814-8.
  • Fryde, E. B. Handbook of British Chronology. — Second. — London: Royal Historical Society, 1961. — P. 446.
  • Hamilton, J. S. Piers Gaveston, Earl of Cornwall, 1307–1312: Politics and Patronage in the Reign of Edward II. — Detroit; London: Wayne State University Press; Harvester-Wheatsheaf, 1988. — ISBN 0-8143-2008-2.
  • Johnstone, Hilda. The wardrobe and household of Henry, son of Edward I // Bulletin of the John Rylands Library, Manchester. — 1923. — Vol. 7. — P. 384–420.</span>
  • Jones, Michael. Brittany, John of, earl of Richmond (1266?–1334) // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford : Oxford University Press, 2004.</span>
  • Maddicott, J.R. Thomas of Lancaster, 1307–1322. — Oxford: Oxford University Press, 1970. — ISBN 0-19-821837-0.
  • McKisack, May. The Fourteenth Century: 1307–1399. — Oxford: Oxford University Press, 1959. — ISBN 0-19-821712-9.
  • Phillips, J.R.S. Aymer de Valence, Earl of Pembroke 1307–1324. — Oxford: Oxford University Press, 1972. — ISBN 0-19-822359-5.
  • Prestwich, Michael. Edward I. — updated. — New Haven: Yale University Press, 1997. — ISBN 0-300-07209-0.
  • Prestwich, Michael. Plantagenet England: 1225–1360. — new. — Oxford: Oxford University Press, 2007. — ISBN 0-19-822844-9.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#_Toc216697276 Foundation for Medieval Genealogy]. [www.webcitation.org/65aPHwWyX Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].


Отрывок, характеризующий Жан Бретонский

Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.