Ланн, Жан

Жан Ланн
фр. Jean Lannes
Маршал Жан Ланн, худ. Франсуа Жерар, 1834 год
Прозвище	«Роланд Итальянской армии» (фр. le Roland de l'armée d'Italie), «Французский Аякс» (фр. l'Ajax français), «Ахиллес Великой Армии» (фр. l'Achille de la Grande Armée)
Место рождения	Лектур, провинция Гасконь (ныне департамент Жер), королевство Франция
Место смерти	Эберсдорф, Австрийская империя
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Пехота
Годы службы	1792 — 1809
Звание	маршал Империи, генерал-полковник швейцарцев
Часть	Великой Армии
Командовал	5-й корпус (1805, 1806-07), резервный корпус (1807), 2-й корпус (1809)
Сражения/войны	Лоди (1796), Арколе (1796), Пирамиды (1798), Монтебелло (1800), Маренго (1800), Вертинген (1805), Ульм (1805), Аустерлиц (1805), Заальфельд (1806), Йена (1806), Пултуск (1806), Гейльсберг (1807), Фридланд (1807), Ландсхут (1809), Абенсберг (1809), Регенсбург (1809), Эсслинг (1809)
Награды и премии
Связи	Луи-Наполеон Ланн

Жан Ланн (фр. Jean Lannes; 10 апреля 1769, Лектур, Франция — 31 мая 1809, Эберсдорф, Австрия) — французский военный деятель, 1-й герцог Монтебелло (с 1 июня 1808 года), маршал Империи (с 19 мая 1804 года), участник революционных и наполеоновских войн.

Наполеон сказал о нём: «У Ланна мужество было сильнее разума; но разум просыпался каждый день, чтобы восстановить равновесие; я нашёл его пигмеем, а потерял гигантом». В итальянской кампании 1796-97 он дважды спас Наполеону жизнь. Вот как его охарактеризовал наполеоновед и франковед Манфред: «Ланн был одним из самых выдающихся военачальников блестящей наполеоновской плеяды. Отважный, прямой, резкий, он заслужил почётное прозвище Роланда французской армии». И дальше: «в самостоятельном руководстве операциями обнаружил замечательные способности».

Начало военной карьеры. Знакомство с Бонапартом и служба под его началом, 1796—1800 гг

Жан Ланн, ровесник Бонапарта, родился в Лектуре (Гасконь), в семье крестьянина Жана Ланна (Jean Lannes, 1733-1812), впоследствии ставшего мелким буржуа — торговцем недвижимостью, и его супруги Сесиль Фуреньян (Cécile Fouraignan, 1741-1799). В семье было 8 детей (у Жана было 4 брата и 3 сестры). Выучился грамоте благодаря старшему брату Бернару, который получил хорошее образование, поступил в семинарию и стал священником. С началом войны революционной Франции с коалицией европейских монархий, Жан оставил нелюбимую работу ученика красильщика, и 4 июня 1792 года поступил на военную службу во 2-й батальон волонтёров департамента Жер. Как и многие его товарищи, он сперва был направлен в Ош, где дислоцировался батальон, а затем в Мирей, лагерь близ Тулузы, чтобы завершить своё обучение. Лагерем руководил генерал Жан-Антуан Марбо. Здесь же он встретил будущего маршала Пьера Ожеро, тогда генерал-адъютанта. 20 июня того же года он был избран сослуживцами младшим лейтенантом батальона. Непосредственным начальником Ланна в учебном лагере стал лейтенант Пьер-Шарль Пузе, служивший до революции в королевской армии в Шампанском полку. 2-й батальон, в котором также служило два брата Жана, был определён в состав Армии Восточных Пиренеев. 17 мая 1793 года на перевале Сен-Лоран-де-Сердан младший лейтенант Ланн получил своё первое боевое крещение в боях с испанцами генерала Рикардо. В одном из боёв батальон Ланна охватила паника и бойцы обратились в бегство. Молодой офицер бросился в гущу беглецов и крепкими выражениями сумел не только остановить, но даже увлечь солдат в контратаку. 25 сентября 1793 года получил звание лейтенанта, а 21 октября — капитана. 30 октября 1793 года получает своё первое ранение: в бою у Баньюльс-сюр-Мера пуля попадает ему в левую руку. Отличился в сражении у Виллелонга. За эти успешные действия, 25 декабря 1793 года, повышен в звании до командира бригады. По окончании боевых действий против Испании, Ланн получает под своё командование 105-ю линейную полубригаду (16 июня 1795 года), которая вошла в состав Итальянской армии. В сражении при Лоано 23 ноября 1795 года вновь проявил себя с самой лучшей стороны.

В результате реорганизации армии, устроенной Директорией в конце 1795 года, Жан был понижен в звании и переведён на половинное жалованье. Ланн не смог стерпеть этого и вышел в отставку.

Вернулся на военную службу в начале 1796 года в звании командира батальона (99-я линейная полубригада) для участия в 1-й итальянской кампании 1796—1797. Под командованием генерала Бонапарта, который заметил его в бою при Дего 15 апреля 1796 года, Ланн получил под своё начало 69-ю линейную полубригаду, а через короткое время командование сводной полубригадой, состоящей из 6-го и 7-го батальонов гренадеров, подкрепленных 4-м батальоном карабинеров. Вскоре эта полубригада получила название «адская колонна». Её задачей было действие в авангарде Итальянской армии.

5 мая 1796 года Ланн показал свою храбрость в бою у Пьяченцы, когда во главе авангарда гренадер первым вступил на берег реки Треббия, контролируемый австрийцами. Ланн был среди тех, кто в сражении при Лоди увлёк солдат за собой, не обращая внимание на убийственный огонь вражеской артиллерии и, тем самым, способствовал выигрышу битвы Наполеоном. В бою при Бассано (8 сентября 1796) австрийцы не смогли устоять под напором наступления, которое возглавил командир бригады Ланн, ставший подлинным героем этого дня. 9 сентября 1796 года повышен в звании до бригадного генерала (утверждён в чине 17 марта 1797 года). 15 сентября 1796 года получил огнестрельную рану в ногу и штыковую в бедро в сражении при Говерноло, 15 ноября 1796 года трижды ранен пулями в сражении при Арколе, сражался при Павии и Риволи, с 26 января 1797 года командовал авангардом дивизии генерала Виктора.

12 января 1798 года переведён в Армию Англии, а 14 марта 1798 года определён в состав Восточной армии. В Египетском походе Бонапарта сперва командовал 2-й пехотной бригадой в дивизии генерала Клебера (с 27 июня 1798 года), затем возглавил пехотную дивизию (с 26 июля 1798 года) вместо генерала Оноре Виаля (который был назначен Бонапартом на должность губернатора Розетты), 1 сентября 1798 года — командир дивизии генерала Клебера, в феврале 1799 года возглавил пехотную дивизию в составе Сирийской армии. Успешно осуществил штурм Яффы 7 марта 1799 года. Участвовал в неудачном штурме крепости Акра (8 мая 1799 года), где был ранен пулей в шею. 10 мая 1799 года произведён в дивизионные генералы (утверждён в чине 23 апреля 1800 года), 27 июля 1799 года получил пулевое ранение в ногу в сражении при Абукире, где во главе двух батальонов захватил турецкий редут.

После возвращения во Францию активно участвовал в перевороте 18 брюмера (9 ноября 1799 года), с 12 ноября по 27 декабря 1799 года — командующий 9-го и 10-го военных округов, 29 марта 1800 года переведён в Резервную армию.

16 апреля 1800 года назначен главнокомандующим и генеральным инспектором Консульской гвардии. С 10 мая 1800 года возглавил авангард Резервной армии генерала Бонапарта. Во 2-й итальянской кампании разбил австрийцев в бою при Шатийоне (16 мая 1800 года). В сражении при Монтебелло (9 июня 1800 года) Ланн сумел продержаться до подхода подкреплений, после чего сам атаковал австрийцев и отбросил их к Тортоне, захватив 5,000 пленных. В сражении при Маренго (14 июня 1800 года) во главе гвардейских частей несколько часов сдерживал яростные атаки австрийцев. Неоднократно останавливался и под картечным огнём бросал в штыковую атаку своих солдат. За эти действия был награждён Первым консулом почётной саблей.

Межвоенный период и дипломатическая служба, 1801—1804 гг

Оставаясь ярым республиканцем, Ланн постоянно конфликтовал со своим другом Бонапартом, осуждая последнего за примирение с церковью, за амнистию дворян и отход от республиканских традиций. Генерал принципиально продолжал обращаться к Первому консулу на «Ты», тогда как все остальные уже обращались к нему на «Вы». В результате первый консул, желая уберечь своего друга от необдуманных поступков, воспользовался образовавшейся недостачей в кассе Консульской гвардии (не хватало 200,000 франков), и 14 ноября 1801 года снял неугомонного генерала с должности и направил полномочным министром и чрезвычайным посланником в Португалию. Благодаря генералу Ожеро, данную недостачу Ланн позднее возместил. Этот инцидент охладил отношение Ланна к Наполеону, однако действия Первого консула уберегли генерала от необдуманных действий (дело в том, что многие республикански настроенные офицеры, особенно Бернадотт, всячески подзуживали Ланна на действия против Наполеона).

С 14 ноября 1801 года по 22 марта 1805 года Жан Ланн был послом Франции в Португалии. Его задачей было уменьшить английское влияние в этой стране и сколько возможно упрочить французское влияние.

Дипломатическое поприще было непривычным для боевого генерала и не соответствовало его природным склонностям и чертам характера.

Тем не менее ему удалось сделать многое из того, что было поручено Первым консулом: добиться удаления из страны некоторых особенно агрессивных французских эмигрантов-заговорщиков; снять с должности проанглийского министра иностранных дел Алмейду; и, что очень важно, добиться дружеского расположения принца-регента Жуана, что позволило Ланну сильно уменьшить влияние Англии на португальские дела.

19 мая 1804 года Ланн стал маршалом Империи, также принимал участие в коронации Наполеона. По возвращении из Португалии возглавил авангард Армии Берегов Океана, предназначенной для вторжения в Англию.

Служба в Великой Армии императора Наполеона, 1805—1807 гг

С 29 августа 1805 года командир 5-го армейского корпуса Великой Армии (пехотные дивизии Удино, Газана и Сюше, а также бригады лёгкой кавалерии Фоконне и Трейяра). Во время Ульмской кампании Ланн во главе сводной гренадерско-вольтижёрской дивизии Удино проявил инициативу и, придя на помощь принцу Йоахиму Мюрату, добился крупного успеха при Вертингене (8 октября). После капитуляции генерала Мака, шёл в авангарде Великой Армии вместе с Мюратом, преследуя отступающий русские войска Кутузова. Отличился при взятии моста в Вене (13 ноября) и в бою при Холлабрунне (16 ноября). В сражении при Аустерлице (2 декабря) действовал на левом фланге французов против сил Багратиона. Сразу после сражения, вследствие разногласий с императором, передал командование корпусом генералу Сюше, и вернулся во Францию.

С началом кампании 1806 года против Пруссии, маршал 5 октября вновь возглавил 5-й корпус, который действовал на левом фланге Великой Армии. 10 октября в битве при Заальфельде Ланн разбил корпус принца Людвига. Во время битвы при Йене (14 октября 1806 года) корпус Ланна вынес главную тяжесть первого этапа сражения. Лично возглавил штыковую атаку 100-го полка линейной пехоты. 26 декабря 1806 года вступил в сражение с русскими войсками в бою при Пултуске на правом берегу Нарева. Ланн имел здесь кроме 2-х собственных дивизий (Сюше и Газана) ещё одну дивизию (Гюдена) из 3-го корпуса маршала Даву (всего около 20 тыс. чел. против 40 тыс. и 40 пушек у русских под началом Беннигсена). После ожесточённого боя Ланн оттеснил неприятеля с поля битвы. Но обе стороны понесли серьёзные потери. Сам маршал был ранен, и 31 января 1807 года отбыл на лечение во Францию. На посту командира корпуса его заменил адъютант Наполеона — генерал Савари.

5 мая 1807 года Жан возглавил новообразованный резервный корпус (пехотные дивизии Удино и Вердье). В сражении при Гейльсберге (10 июня 1807 года) его атака, однако, не только оказалась неудачной, но и стоила возглавляемой им дивизии 2,284 человек убитых и раненых. В то же время, Бонапарт несомненно обязан был Ланну победой в сражении под Фридландом (14 июня 1807 года). В этой битве 26,000 французов под командованием маршала Ланна удерживали позиции против 80,000 русских под командованием генерала Беннигсена до тех пор, пока на поле боя не подошёл сам Наполеон со свежими силами.

Кампании в Испании и Австрии, 1808—1809 гг

13 сентября 1807 года Ланн получил престижную должность генерал-полковника швейцарцев. 25 октября 1808 года Ланн получил приказ Наполеона направиться в Байонну и присоединиться к Армии Испании. 18 ноября 1808 года он возглавил 3-й и части 6-го армейского корпуса, и 23 ноября его 30-тысячная армия разгромила 45-тысячную испанскую армию генерала Кастаньоса в битве при Туделе, а затем в течение 2-х месяцев вёл тяжелейшую осаду Сарагосы. Крепость сдалась лишь 21 февраля 1809 года. С 8 января 1809 года возглавлял 3-й и 5-й корпуса Армии Испании. Вскоре был отозван во Францию и 30 марта 1809 года возглавил 2-й корпус Армии Германии. Принял участие в Австрийской кампании, сражался при Абенсберге (20 апреля) и Ландсхуте (21 апреля). 23 апреля взял штурмом упорно сопротивлявшийся город-крепость Регенсбург, обороняемый арьергардом эрцгерцога Карла (ок. 6 тыс. чел.), «Роланд французской армии» лично возглавил штурмующие части.

Ранение и смерть

13 мая 1809 года французы вошли в Вену. В сражении при Эсслинге 22 мая 1809 года Ланн опрокинул австрийские войска, но затем был отрезан от главной армии и начал медленное отступление. Вечером 22 мая Наполеон передал ему командование армией у Эсслинга. Использовав небольшое затишье, Ланн решил обойти поле битвы со своим старым другом, генералом Пузе. Однако практически сразу генерал был сражён шальной пулей в голову. Расстроенный, Ланн сел на небольшой холмик рядом с телом друга, но в этот момент и он был смертельно ранен ядром — ему раздробило обе ноги. Маршал был перевезён через Дунай на остров Лобау, где главный хирург гвардии Ларрей ампутировал ему левую ногу, и в течение нескольких дней Ланну стало лучше, но затем у него началась гангрена. Ланн впал в беспамятство. Начался сильный бред, во время которого Ланн продолжал командовать войсками, и даже несколько раз пытался вскочить с кровати, чтобы участвовать в схватках. А потом, совершенно неожиданно, лихорадка и бред отступили, и его сознание стало ясным. Маршал стал узнавать людей, подходивших к его кровати. Своему адъютанту Марбо, находившемуся около постели в ночь на 31 мая, он говорил о своей супруге, о своих детях, об отце. В тот же день, на рассвете, маршал тихо отошел в мир иной в возрасте 40 лет. Тело Ланна было перевезено в Париж и 6 июля 1810 года погребено в Пантеоне, а сердце похоронено на кладбище Монмартр.

Последние его слова были обращены к Наполеону: «Живите и спасите армию!»

…император держал его на руках когда ему ядром раздробило обе ноги, и во второй и последний раз в своей жизни Наполеон плакал.

Е. В. Тарле «Наполеон»

Имя маршала выбито на Триумфальной арке в Париже.

Семья

Маршал Ланн женился 19 марта 1795 года на Полетт Мерик (Catherine Jeanne Josèphe Barbe Polette Meric; родилась в 1773 году в Перпиньяне), дочери богатого банкира из Перпиньяна. Брак был расторгнут 18 мая 1800 года (судебное постановление вступило в силу 22 августа 1800 года). Его сын, Жан-Клод (родился 1 февраля 1799 года, Монтобан — умер в 1817 году), был объявлен незаконнорождённым. Несмотря на это, Жан-Клод утверждал, что ему принадлежит право первородства и титул пэра в 1815, 1816 и 1817 годах, однако он умер в ходе разбирательства в суде в октябре 1817 года.

Ланн во второй раз сочетался браком 15 сентября 1800 года в Дорне (департамент Ньевр) с Луизой де Гёэнёк (родилась 26 февраля 1782 года в Париже — умерла 3 июля 1856 года в Париже), дочерью сенатора и финансиста Франсуа Шоластик де Гёэнёка. В этом браке родились четыре сына и дочь:

• Луи Наполеон (30 июля 1801 года, Париж † 18 июля 1874 года, замок Марёй-Сюр-Е, департамент Марна), 2-й герцог Монтебелло, дипломат и государственный деятель Франции;
• Альфред Жан (11 июля 1802 года, Лиссабон † 20 июня 1861 года, Париж), 1-й граф Монтебелло (9 марта 1810 года), государственный деятель Франции;
• Жан Эрнэ (20 июля 1803 года, Лиссабон † 24 ноября 1882 года, По), 1-й барон Монтебелло (4 ноября 1810 года), государственный деятель Франции;
• Гюстав Оливье (4 декабря 1804 года, Париж † 29 августа 1875 года, замок Блоссвиль, Пендепи), барон Монтебелло
• Жозефина Луиза (4 марта 1806 года, Париж † 8 ноября 1889 года, Париж).

Карьера военного

• волонтёр 2-го батальона департамента Жер (4 июня 1792 года);
• младший лейтенант (20 июня 1792 года);
• лейтенант (4 октября 1793 года);
• капитан (18 октября 1793 года);
• командир бригады (25 декабря 1793 года);
• бригадный генерал (9 сентября 1796 года, утверждён в чине 17 марта 1797 года);
• дивизионный генерал (10 мая 1799 года, утверждён в чине 23 апреля 1800 года);
• маршал Империи (19 мая 1804 года);
• генерал-полковник швейцарцев (13 сентября 1807 года).

Послужной список

• командующий 9-го и 10-го военных округов (12 ноября — 27 декабря 1799)
• в составе Резервной армии (29 марта — 10 мая 1800)
• командующий авангарда Резервной армии (10 мая — 14 июня 1800)
• командующий гвардией консулов (16 апреля 1800 — 14 ноября 1801)
• посол Франции в Португалии (14 ноября 1801 — 22 марта 1805)
• командующий авангарда Армии Берегов Океана (22 марта — 29 августа 1805)
• командир 5-го армейского корпуса Великой Армии (29 августа — 4 декабря 1805)
• командир 5-го армейского корпуса Великой Армии (5 октября 1806 — 31 января 1807)
• командир резервного армейского Великой Армии (5 мая — 12 июля 1807)
• в свите Императора при Армии Испании (25 октября — 18 ноября 1808)
• командующий сил, состоящих из 3-го и части 6-го армейских корпусов, Армии Испании (18 ноября 1808 — 8 января 1809)
• командующий сил, состоящих из 3-го и 5-го армейских корпусов, Армии Испании (8 января — 26 марта 1809)
• командир 2-го армейского корпуса Армии Германии (1 апреля — 23 мая 1809)

Адъютанты маршала Ланна

• Жак-Жерве Сюберви (фр. Jacques Gervais Subervie; 1776-1856) — земляк Жана, адъютант с 4 сентября 1797 года по 27 декабря 1805 года, 21 сентября 1793 года — капитан, 18 апреля 1803 года — командир эскадрона, 27 декабря 1805 года — полковник, назначен командиром 10-го полка конных егерей;
• Шарль Гёэнёк (фр. Charles Louis Joseph Olivier Gueheneuc; 1783-1849) — младший брат жены Жана, адъютант с декабря 1804 года по 31 мая 1809 года, 25 сентября 1804 года — младший лейтенант, 19 июня 1806 года — лейтенант, 31 декабря 1806 года — капитан, 11 июля 1807 года — командир батальона, 9 января 1809 года — полковник, после смерти маршала, стал адъютантом Императора;
• Жоашен Кио дю Пассаж (фр. Joachim-Jerome Quiot du Passage; 1775-1849) — адъютант с 22 марта по 27 декабря 1805 года, 26 марта 1799 — командир батальона, 27 декабря 1805 года — полковник, назначен командиром 100-го полка линейной пехоты;
• Франсуа Бюссьер (фр. François Jean-Baptiste Bussière; 1767-1842) — адъютант с 3 мая 1805 года по 31 декабря 1806 года, 23 июля 1801 года — капитан, 27 декабря 1805 года — командир эскадрона, 31 декабря 1806 года — майор 28-го полка линейной пехоты;
• Жозеф Мишо де Сен-Марс (фр. Joseph César Michaud de Saint-Mars; 1778-1853) — адъютант с 17 августа 1805 года по 31 мая 1809 года, 9 марта 1802 года — лейтенант, 16 мая 1806 года — капитан, 31 декабря 1806 года — командир батальона, 9 января 1809 года — майор, 17 июня 1809 года — полковник, командир 3-го полка конных егерей;
• Жан Томьер (фр. Jean Guillaume Barthélemy Thomières; 1771-1812) — адъютант с 7 января 1806 года по 11 июля 1807 года, 11 июля 1807 года — бригадный генерал;
• Серафино д’Альбукерк (фр. Seraphino d'Albuquerque, исп. Serafino de Albuquerque; 1774-1809) — испанский маркиз, адъютант с 1 апреля 1808 года по 21 мая 1809 года, 15 июля 1807 года — капитан 15-го полка конных егерей, 21 мая 1809 года убит прямым попаданием ядра в сражении при Эсслинге;
• Шарль Юше де Лабедуайер (фр. Charles Angélique François Huchet de La Bédoyère; 1786—1815) — адъютант с 14 января 1808 года по 31 мая 1809 года, 4 ноября 1806 года — лейтенант, 9 января 1809 года — капитан, после смерти маршала — адъютант принца Эжена Богарне;
• Марселен Марбо (фр. Jean-Baptiste Antoine Marcellin de Marbot; 1782-1854) — сын генерала Жана-Антуана Марбо, адъютант с 2 ноября 1808 года по 31 мая 1809 года, 18 июля 1804 года — лейтенант, 12 января 1807 года — капитан, после смерти Ланна — адъютант маршала Массена;
• Гийом О’Меара (фр. Guillaume O'Meara; 1764-1818) — адъютант с 12 января 1808 года по 31 мая 1809 года, 6 января 1807 года — полковник;
• Франсуа-Жозеф де Вири (фр. François-Joseph Henri de Viry; 1786-1809) — адъютант с 27 октября 1805 года по 31 мая 1809 года, 5 февраля 1805 года — младший лейтенант, 9 ноября 1806 года — лейтенант 11-го драгунского полка, 9 января 1809 года — капитан, умер 16 июня 1809 года в Вене от ран, полученных в сражении при Эсслинге;
• Альбер де Ваттвиль (фр. Albert de Watteville; 1787-1812) — адъютант с 25 января 1808 года по 21 июня 1809 года, капитан.

Награды и титулы

• 1-й герцог Монтебелло и Империи (фр. 1^er Duc de Montebello et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён 1 июня 1808 года в Байонне);

• Почётная сабля за отличие при Маренго (6 июля 1800 года);
• Легионер Ордена Почётного легиона (24 сентября 1803 года);
• Командир 9-й когорты Ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года);
• Великий офицер Ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года);
• Знак Большого Орла Ордена Почётного легиона (2 февраля 1805 года);
• Командор Ордена Железной короны (25 февраля 1806 года, Италия);
• Большой крест Ордена Христа (28 февраля 1806 года, Португалия);
• Большой крест Рыцарского ордена Золотого орла (1807 год, Вюртемберг);
• Большой крест Военного ордена Святого Генриха (26 сентября 1807 года, Саксония) ;
• Кавалер Ордена Святого апостола Андрея Первозванного (25 сентября 1808 года, Россия);
• Получил денежную дотацию в размере 327,820 французских франков от Герцогства Варшавского и Королевства Вестфалия (30 июня 1807 года и 10 марта 1808 года).

См. также

• Наполеон
• 5-й армейский корпус

Использованная литература

• Ланн, Жан, герцог де-Монтебелло // Круковский, Феликс Антонович — Линта. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1914. — С. 498—499. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. К. И. Величко [и др.] ; 1911—1915, т. 14).</span>
• Манфред А. З. Наполеон Бонапарт. М.: Мысль, 1989. С.138.
• Тарле Е. В. Наполеон. М. Изд. Академии наук СССР, 1956. С.214.
• Харботл Т. Битвы мировой истории. Словарь. М.: Внешсигма, 1993. С.7,29,44,169,299,303,373,457,485.
• Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. М.: Центрополиграф, 1999. С.68,78, 153,157,160,184,190,351,357-359,394,436.
• Лашук А. Гвардия Наполеона. М., 2003.
• Лашук А. Наполеон. Походы и битвы. М., 2004
• Соколов О. В. Армия Наполеона. — СПб., 1999.
• Соколов О. В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа. 1799—1805 гг. — Т. 1-2. — М., 2006.
• Делдерфилд Р. Ф. Маршалы Наполеона. М., 2001. С. 45.
• Шиканов В. Н. Созвездие Наполеона: маршалы Первой империи. М., 1999.
• Марбо, М. Мемуары. Париж, 1891.

Ссылки

• history.scps.ru/fr-march/11.htm
• www.hrono.ru/biograf/bio_l/lann_zhan.html
• adjudant.ru/fr-march/lannes.htm
• [www.heraldique-europeenne.org/Regions/France/Lannes.htm Гербы семейства Ланн]
• [www.jeanlannes.com Сайт посвящённый маршалу Ланну]

Отрывок, характеризующий Ланн, Жан

Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.