Сисмонди, Жан Шарль Леонар Симонд де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жан Симонд де Сисмонди»)
Перейти к: навигация, поиск
Жан Шарль Леонар де Сисмонди
Jean Charles Léonard de Sismondi
Дата рождения:

9 мая 1773(1773-05-09)

Место рождения:

Женева

Дата смерти:

25 июня 1842(1842-06-25) (69 лет)

Место смерти:

Женева

Научная сфера:

экономика

Жан Шарль Леонар Симонд де Сисмонди (фр. Jean Charles Léonard Simonde de Sismondi; 9 мая 1773, Женева, — 25 июня 1842, там же) — швейцарский экономист и историк, один из основоположников политической экономии.





Биография

Учился в Женевском университете. Жил во Франции, Великобритании, Италии. В 1798 году вернулся в Швейцарию. С 1833 года — член французской Академии моральных и политических наук.

Предки Ж.-Ш.Сисмонди переселились из Италии во Францию (провинция Дофине), где перешли в протестантство, и после отмены Нантского эдикта бежали в Женеву, где обрели права граждан. Семья Сисмонди, с одной стороны, принадлежала высшему сословию и обладала и собственностью, и чинами (отец Жана Шарля был членом Большого Совета Женевской республики). Родственником его жены был Жакоб Верн, друживший с Вольтером. С другой, по основным занятиям отец Сисмонди был деревенским пастором и в какой-то момент его финансовые дела расшатались. Это заставило Сисмонди оставить университет, не окончив курса, и поступить на службу в один торговый дом в Лионе. Восстание лионского населения против национального конвента (1793) вынудило его бежать обратно в Женеву; но здесь также разразилась революция, причём семья Сисмонди сильно пострадала за свои аристократические симпатии: и отец, и сын попали в тюрьму. За этим последовало новое бегство, и после короткого пребывания в Англии вся семья переселилась в Италию, где приобрела имение близ Флоренции.

В Женеву Сисмонди вернулся в 1798 году, где занял место секретаря торговой палаты. Вскоре выходят первые его политико-экономические сочинения: «Tableau de l’agriculture toscane» (1801) и «De la richesse commerciale ou principes de l’économie politique» (1803), где Сисмонди выступает в русле экономических учений А. Смита. Эти сочинения создают ему репутацию солидного учёного; Сисмонди попадает в поле зрения сподвижников Александра I, только что приступивших к реформе системы образования в России. Актом от 4 (16) апреля 1803 года царь преобразует бывшую Главную виленскую школу (русск. Ви́льна, белор. Вільня, польск. Wilno, совр. Вильнюс) в Виленский университет, где Сисмонди получает приглашение занять кафедру политической экономии. Это перспективное предложение Сисмонди отклоняет. С учётом того, что к 1823 году Виленский университет, получавший среди других наибольшие дотации из бюджета России, становится крупнейшим университетом Европы (по числу студентов Вильна превосходила Оксфорд)[1], отмечаемый биографами последующий отказ Сисмонди от профессорской кафедры в парижской Сорбонне[2] выглядит менее значительным событием.

Экономические взгляды

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Он считал политическую экономию правильной наукой, которая имеет дела с человеческой природой, а не с экономическими отношениями. Он сторонник трудовой теории стоимости, согласно которой стоимость товара определяется затратами труда его производства. Также, Жан Шарль Сисмонди был первым экономистом, который открыл экономические циклы. Он яро отстаивал точку зрения, противоположную господствующей экономической теории, утверждая, что государство обязано оказывать воздействие на экономику. Его основным доводом в пользу государственной интервенции было то, что прежде, чем на рынке установится равновесная цена, населению придётся пройти через страдания, поэтому правительство обязано сгладить переходный период.

Сисмонди выступал в защиту мелкого капиталистического производства и одновременно резко критиковал противоречия капитализма, порождаемые крупным капиталом. Обосновывал возможности гармонии общественных интересов именно на базе развития мелкого предпринимательства, в чём видел способ разрешения противоречий капитализма.

Сисмонди говорит об ограблении рабочего при капитализме и считает, что заработная плата должна быть равна всей стоимости продукта труда рабочего. Он принял господствующие положения в экономике, что заработная плата рабочих стремится к прожиточному минимуму, причины этому — специальные экономические отношения.

Напишите отзыв о статье "Сисмонди, Жан Шарль Леонар Симонд де"

Примечания

  1. Иванов А. Е. Виленский университет Российско-имперского периода (1803—1832). Взгляд с Востока. — Vilniaus universitetas Europoje: praeitis, dabartis, ateitis. Tarptautinės konferencijos medžiaga. 2004 m. rugsėjo 17 d. Skiriama Vilniaus universiteto įkūrimo 425-osioms metinėms. = Vilnius University in Europe: Past, Present and Future. Materials of the International Conference. September 17, 2004. On the occasion of the 425th Anniversary of Vilnius University. Vilnius: Vilniaus universiteto leidykla, 2005. ISBN 9986-19-835-6. С. 167.
  2. Левитский В. Сисмонди, Жан-Шарль-Леонард. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т.30.

Литература

Список произведений

  • Tableau de l’agriculture toscane (1801)
  • De la richesse commerciale (1803)
  • Histoire des republiques italiennes du moyen age (1809—1818)
  • The History of the Italian Republics in the Middle Ages, Sismondi’s most important historical work. The first volume appeared in 1807, the sixteenth and final volume in 1818. The focus on Italy’s republican past proved an inspiration to nineteenth-century Italian nationalists.
  • De l’interet de la France a l’egard de la traite des negres (1814)
  • Examen de la Constitution francoise (1815)
  • Économie politique (1815)
  • Новые начала политической экономии = Nouveaux principes d’economie politique, ou de la Richesse dans ses rapports avec la population. — М.: Соцэкгиз, 1935. (1819)
  • Histoire des francais (1821—1844)
  • Les colonies des anciens comparees a celles des modernes (1837)
  • Etudes de sciences sociale (1837)
  • Etudes sur l’economie politique (1837)
  • Précis de l’histoire des Francais (1839)
  • Fragments de son journal et correspondance (1857)

Библиография

Отрывок, характеризующий Сисмонди, Жан Шарль Леонар Симонд де

Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.