Жан III д’Альбре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан (Иоанн, Хуан) III д’Альбре
исп. Juan III de Albret, баск. Nafarroako Joanes III, фр. Jean III de Navarre<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб королей Наварры из дома Альбре</td></tr>

король Наварры
1484 — 14 июня 1516
Предшественник: Екатерина I
Преемник: Генрих II
граф Перигора и виконт Лиможа
1484 — 14 июня 1516
(под именем Иоанн IV)
Предшественник: Ален I Великий
Преемник: Генрих I
граф де Фуа и де Бигорр, виконт Беарна и Марсана
1484 — 14 июня 1516
(под именем Жан II)
Предшественник: Екатерина I
Преемник: Генрих I
 
Рождение: 1469(1469)
Смерть: 14 июня 1516(1516-06-14)
Место погребения: собор Лескар
Род: Альбре
Отец: Ален I Великий
Мать: Франсуаза де Блуа-Шатийон
Супруга: Екатерина I де Фуа
Дети: Ана, Мадалена, Екатерина, Жанна, Квитерия, Андрес Феб, Генрих II, Буэнавентура, Мартин, Франциско, Карл, Изабель

Жан (Иоанн, Хуан) III (исп. Juan III de Albret, баск. Nafarroako Joanes III, фр. Jean III de Navarre; 146914 июня 1516) — первый король Наварры из дома Альбре.

Вступил в брак с королевой наваррской Екатериной де Фуа (сестрой Франциска Феба из дома де Фуа) и в 1484 году, вместе с её рукой, получил корону Наварры. Вынужденный колебаться между Францией и Испанией, а также бороться с многочисленными враждебными ему феодалами внутри страны, Иоанн почти всё время своего правления провёл в войнах; коронации в Памплоне ему удалось добиться лишь в 1494 году.

Заподозрив его во враждебных Испании сношениях с Францией, Фердинанд Католик оклеветал его как схизматика и еретика, следствием чего стала папская булла 1512 года, низлагавшая Иоанна и его потомство до 1560 года. Иоанн вынужден был бежать из страны, но затем вернулся, поддерживаемый французскими войсками, хотя после ряда неудач, в результате голода, ненастья, сильной смертности солдат, вынужден был отступить, умер в 1516 году. Кроткий и весёлый, он любил горожан и крестьян, танцевал и шутил с ними, играл им на флейте.



Брак и дети

Жена: с 14 июля 1484 года Екатерина I де Фуа (1470 — 12 февраля 1517), королева Наварры, графиня де Фуа и де Бигорр, виконтесса Беарна и Марсана, дочь Гастона де Фуа, (1444 — 23 ноября 1470), принца Вианского, и Мадлен Французской (1 декабря 1443 - 21 января 1495), дети:

  • Ана де Наварра д’Альбре (19 мая 1492, По — 15 августа 1532, По);
  • Мадалена де Наварра д’Альбре (29 марта 1494, Олите — май 1504, Медина-дель-Кампо);
  • Екатерина де Наварра д’Альбре (1495, Памплона — ноябрь 1532, Кан), аббатиса монастыря св. Троицы в Кане;
  • Жанна де Наварра д’Альбре (15 июня 1496, Памплона — после ноября 1496, Памплона);
  • Квитерия де Наварра д’Альбре (1499 — ок. 13 сентября 1536, Монтивилье), аббатиса в Монтивилье;
  • сын (июнь 1500);
  • Андрес Феб де Наварра д’Альбре (14 октября 1501, Памплона — 17 апреля 1503, Сангуэса);
  • Генрих II (18 апреля 1503, Сангуэса — 25 мая 1555, Ажетмо) — король Наварры; женат с 24 января 1527 года на Маргарите Ангулемской (1492—1549), дочери Карла Орлеанского, графа Ангулема и Перигора.
  • Буэнавентура де Наварра д’Альбре (14 июля 1505, Памплона — 1510/11);
  • Мартин де Наварра д’Альбре (после 1506 — после 1512, Сангуэса);
  • Франциско де Наварра д’Альбре (1508 — после 28 августа 1512, Совтерр-де-Беарн);
  • Карл де Наварра д’Альбре (12 декабря 1512, По — сентябрь 1528, тюрьма Неаполя). Согласно завещанию отца должен был унаследовать после деда, Алэна д’Альбре, графство Перигор и виконтство Лимож. Был захвачен в плен во время осады Неаполя (см. Война Коньякской лиги);
  • Изабель де Наварра д’Альбре (1513/14 — после 1555), жена (с 16 августа 1534) Рене I, виконта де Рогана, графа де Паре, барона Леона (погиб в 1552, под Мецом)

Текст завещания Жана III д’Альбре опубликован в Dartigue-Peyrou, Charles. Le vicomté de Béarn sous le règne d'Henri d'Albret. 1517-1555 (Paris : Les Belles lettres, 1934).

Напишите отзыв о статье "Жан III д’Альбре"

Литература

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/NAVARRE.htm#EnriqueIIdied1555 Сайт Foundation for Medieval]  (англ.)
  • [eurulers.angelfire.com/foix.html Сайт Bearn and Foix. Titles of European hereditary rulers]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Жан III д’Альбре


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.