Жан II д’Арманьяк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан II Горбатый
фр. Jean II le Bossu
граф де Шароле
1364 — 1384
Предшественник: Беатрис II
Преемник: Бернар VII д’Арманьяк
граф д’Арманьяк
1373 — 1384
Предшественник: Жан I д’Арманьяк
Преемник: Жан III д’Арманьяк
граф де Фезансак
1373 — 1384
Предшественник: Жан I д’Арманьяк
Преемник: Жан III д’Арманьяк
граф де Родез
1373 — 1384
Предшественник: Жан I д’Арманьяк
Преемник: Жан III д’Арманьяк
виконт де Ломань
1372 — 1384
Предшественник: Жан I д’Арманьяк
Преемник: Жан III д’Арманьяк
 
Рождение: 1333(1333)
Смерть: 26 мая 1384(1384-05-26)
Авиньон
Отец: Жан I д’Арманьяк
Мать: Беатрисса де Клермон
Супруга: Жанны де Перигор
Дети: сыновья: Жан III Толстый, Бернар VII
дочери: Беатрисса

Жан II Горбатый (фр. Jean II le Bossu; ок. 1333 — 26 мая 1384) — граф д’Арманьяк, де Фезансак, де Родез и де Шароле, виконт де Ломань и д’Овиллар, сын Жана I, (1305—1373), графа д’Арманьяка, де Фезансака и де Родеза, виконта де Ломаня и д’Овиллара, и Беатриссы де Клермон (1310—1364), старшей дочери Жана де Клермона (1283—1316), сеньора де Шароле и де Сен-Жюста, и Жанны († после 1348), дамы д’Аржи и де Катё, наследницы сеньории Шароле.



Биография

При жизни своего отца он носил титул сеньора, а позже — графа де Шароле, который получил от матери, и управлял Ломанем, переданным ему в апанаж родителями.

С 1351 года он принимал активное участие в сражениях Столетней войны, сражаясь то под командованием своего отца (в том числе поход в Прованс в 1358 году, и в Кастилию в 1361 году), то своего сеньора по землям в Шароле — Филиппа, герцога Бургундии, то своего зятя, Жана, герцога де Берри, а то и самого короля (в том числе он выступал как посредник между королём и Большими Компаниями). Он предпочитал вербовать для войны Большие Компании (среди которых пользовался большим авторитетом), чем набирать на своих землях многочисленную, но малоэффективную армию, которой постоянно грозили чума и голод.

В отличие от своего отца, ему, как сеньору де Шароле, не пришлось испытать унижение в результате мирного договора в Бретиньи (1360 год), и приносить оммаж своим многолетним противникам: Эдуарду III, королю Англии, и его сыну Эдуарду, принцу Уэльскому и герцогу Аквитании.

Тем не менее, он был первым, и долгое время единственным, кто поддержал апелляцию своего отца к Карлу V, королю Франции, против действий принца Уэльса, которая в итоге привела к освобождению Гаскони от англичан.

В начале его правления ему было поручено управление Лангедоком.

В 1379 году он заключил мир с Гастоном III, графом де Фуа, закрепив его браком своей дочери, Беатриссы, с сыном Гастона Феба. Таким образом был завершен 89-летний конфликт между двумя наиболее мощными семьями юга Франции, сопровождающийся беспрерывными войнами.

В 1380 году он поддержал возмущение дворян графства Комменжа против Жанны, их графини, вошёл в Комменж, захватил Жанну и поместил её в своем замке Овиллар, а затем заключил её в замке Лектура.

Замешанный в интриги своего зятя, герцога де Берри, против его брата, всемогущего герцога Бургундии, Жан II был вызван к французскому двору, чтобы дать показания по следующим обвинениям:

что он искал союза с Англией;
что он был заодно с Большими Компаниями;
что он пытался разделить Лангедок с графом де Фуа.

Процесс так и не начался, так как Жан II умер в Авиньоне, по дороге в Париж.

Семья и дети

4 (21) ноября 1359 года он женился на Жанне де Перигор, дочери Роже Бернара, графа де Перигора, и Леоноры де Вандом. От этого брака у них были дети:

  • Жан III (ок. 1359—1391), граф д’Арманьяк, и т. д.
  • Бернар VII (ок. 1363—1418), граф д’Арманьяк, и т. д., коннетабль Франции
  • Беатрисса д’Арманьяк, прозванная Веселая Арманьячка (фр. la gaye Armagnageoise), (ок. 1365 — ??), жена Гастона де Фуа-Беарна († 1381), затем, с 27 января 1382 г., Карло Висконти, сеньора Пармы.

Известны его побочные дети:

  • Жан, бастард д’Арманьяк († 8 октября 1409), c 1387 года епископ Манда, и прим. с 1390 года архиепископа Оша. В 1401 году он упоминается среди советников короля Карла VI. Считается, что антипапа Бенедикт XIII сделал его кардиналом, но это не точно. Последовал в изгнание вслед за Бенедиктом и умер в Перпиньяне.
  • Бертран, бастард д’Арманьяк († 1403), капитан замка Вилье в Арманьяке. Умер в Бордо, где находился в плену. Возможно, он стал родоначальником сеньоров де Сен-Кристи.

Напишите отзыв о статье "Жан II д’Арманьяк"

Отрывок, характеризующий Жан II д’Арманьяк

– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.