Себастьян Жапризо
Поделись знанием:
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
(перенаправлено с «Жапризо, Себастьян»)
| Себастьян Жапризо | |
| Sébastien Japrisot | |
 | |
| Имя при рождении: |
Jean-Baptiste Rossi |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель |
| Жанр: |
детективный роман |
| Язык произведений: |
французский |
| Дебют: |
1950 |
| Премии: |
«Серебряный кинжал» (англ. Silver Dagger), 1968 |
| [www.lib.ru/DETEKTIWY/ZHAPRIZO/ Произведения на сайте Lib.ru] | |
Себастьян Жапризо (фр. Sébastien Japrisot; 4 июля 1931, Марсель, Франция — 4 марта 2003, Виши, Франция) — популярный французский писатель, автор остросюжетных романов, киносценарист и кинорежиссёр. Настоящее имя — Жан-Батист Росси, под которым опубликованы некоторые произведения и сняты ранние фильмы.
Биография и творчество
Себастьян Жапризо начал писать в семнадцать лет. Его первый роман «Дурное начало» (фр. Les Mal Partis) был опубликован во Франции и США. Его следующим значительным достижением стал перевод произведений Джерома Дэвида Сэлинджера. Жапризо также успешно работал в сфере рекламы.
В 1962 году он придумал сюжет для детективного романа. Роман назывался «Купе смертников» и был опубликован под псевдонимом, составленным Жапризо из анаграммы его имени. Вскоре после выхода книги сюжет лёг в основу французского фильма «Убийца в спальном вагоне»[1], главные роли в котором сыграли Симона Синьоре и Ив Монтан.
Второй детективный роман Жапризо, «Ловушка для Золушки», получил французскую литературную премию «Grand Prix de Littérature policière» в 1963 году. В 1965 году роман был экранизирован.[2]
Следующий роман писателя — «Дама в автомобиле в очках и с ружьём» — в 1966 году принёс Жапризо вторую крупную литературную премию Франции «Le Prix d’Honneur». В Англии эта книга получила премию Ассоциации детективных писателей (англ. Crime Writer's Association) «Серебряный кинжал» (англ. Silver Dagger) за лучший иностранный роман в жанре триллера, опубликованный в Великобритании в 1968 году.
Роман Жапризо «Долгая помолвка» также стал международным бестселлером и получил премию «Prix Interallié».
Цитата
|
Я сказал: "Ну ладно". По натуре я покладистый. И ей всегда уступал. Только однажды врезал и ещё как-то раз отлупил. Но потом всё равно уступал Себастьян Жапризо
«Убийственное лето» |
|
Библиография
| Год | Название | Оригинальное название | Синопсис | Экранизация |
|---|---|---|---|---|
| 1950 | Les Mal Partis | 1976: Les Mal Partis. Реж. Jean-Baptiste Rossi | ||
| 1950 | Visages de l’amour et de la haine | |||
| 1962 | «Купе смертников» | Compartiment tueurs | В купе поезда, прибывающего из Марселя в Париж, обнаружен труп молодой женщины. Далее начинают один за одним погибать другие пассажиры купе. Разгадку преступления автор «доверяет» случайному попутчику жертв, юноше, сбежавшему из дома и находящемуся в розыске. | 1965: «Убийца в спальном вагоне». Реж. Коста-Гаврас, в ролях Симона Синьоре и Ив Монтан |
| 1963 | «Ловушка для Золушки» | Piège pour Cendrillon | Героиня романа в результате травмы, полученной во время пожара, теряет память и ведёт мучительные поиски себя. До какого-то момента невозможно понять, а было ли вообще совершено преступление, поскольку не известно, кто остался в живых — преступница или жертва. | 1965: Реж. Андре Кайат |
| 1965 | L’Odyssexe | |||
| 1966 | «Дама в автомобиле в очках и с ружьём» | La Dame dans l’auto avec des lunettes et un fusil | Молодая женщина, не имеющая ни родных, ни друзей, находит в багажнике шикарного автомобиля труп. Героиня становится жертвой старательно спланированного преступления. Попытка во всём разобраться самой, приводит к переосмыслению собственной жизни и к поиску своего истинного «я». | 1970: Режиссёр А.Литвак, в ролях Оливер Рид 2001: Режиссёр Юрий Гольдин |
| 1967 | La Machine à parler d’amour | (Беллетризированный киносценарий) | 1961: La Machine à parler d’amour. Реж. Jean-Baptiste Rossi | |
| 1968 | «Прощай, друг» | Adieu l’ami | Двое молодых людей, повоевавших в Алжире, возвращаются во Францию. (Беллетризированный киносценарий) | 1968: «Прощай, друг». В ролях Чарльз Бронсон, Ален Делон |
| 1972 | «Бег зайца через поля» | La Course du lièvre à travers les champs | (Беллетризированный киносценарий) | 1972: «Бег зайца через поля». Реж. Рене Клеман, в ролях Жан-Луи Трентиньян, Эммануэль Беар |
| 1978 | «Убийственное лето» | L'Été meurtrier | Героиня романа Элиана расследует тайну своего рождения и обстоятельства изнасилования своей матери. Судьба сводит её с сыном одного из насильников, за которого она выходит замуж. Элиана вынашивает план мести. | 1983: «Убийственное лето». В гл. роли Изабель Аджани |
| 1986 | «Любимец женщин» | La Passion des femmes | Несколько женщин подряд рассказывают о своём погибшем любовнике — беглом преступнике и дезертире, неотразимом для противоположного пола, лгуне. | |
| 1988 | Juillet en septembre | (Беллетризированный киносценарий) | 1988: «Juillet en septembre». Реж. Себастьян Жапризо | |
| 1991 | «Долгая помолвка» | Un long dimanche de fiançailles | После окончания 1-й Мировой войны невеста одного из погибших солдат пытается выяснить правду о его смерти | 2004: «Долгая помолвка». Реж. Жан-Пьер Жёне, в ролях Одри Тоту, Гаспар Ульель |
| 1970 | «Пассажир дождя» | Le Passager de la pluie | В дом живущей на отшибе женщины пробирается маньяк. Через несколько дней в городе появляется таинственный мужчина, разыскивающий тех, кто видел этого человека. (Беллетризированный киносценарий) | 1970: «Пассажир дождя». Реж. Рене Клеман, в ролях Чарльз Бронсон, Марлен Жобер |
Киносценарии
- 1967: La Machine à parler d’amour. Позже беллетризировано в книгу
- 1968:«Прощай, друг». Позже беллетризировано в книгу
- 1970: «Пассажир дождя». Позже беллетризировано в книгу
- 1972: «Бег зайца через поля». Позже беллетризировано в книгу
- 1975: «История О» (по роману Полин Реаж)
- 1988: «Жюийе в сентябре»
- 1999: Les Enfants du marais
- 2001: Un crime au paradis
Напишите отзыв о статье "Себастьян Жапризо"
Ссылки
- Себастьян Жапризо (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [lib.aldebaran.ru/author/zhaprizo_sebastyan/ Себастьян Жапризо в библиотеке Альдебаран]
- [www.grani.ru/Culture/Literature/m.25162.html Грани.ру о смерти Себастьяна Жапризо]
- [www.syshiki.com/authers.html Детективы под лупой. Очерк о Себастьяне Жапризо]
- Кирилл Разлогов [www.snob.ru/selected/entry/382 Лучшие детективы. Себастьян Жапризо]
- Галина Соловьева. Французский детектив и немного истории. Послесловие к «Дама в очках и с ружьем в автомобиле», Себастьян Жапризо, Азбука-классика, 2004, ISBN 5-352-00291-8
Примечания
Отрывок, характеризующий Себастьян Жапризо
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
