Жардел, Марио

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
Марио Жардел
Общая информация
Полное имя Марио Жардел Алмейда Рибейро
Прозвище Супер Марио, Колотушка
Родился 18 сентября 1973(1973-09-18) (50 лет)
Форталеза, Бразилия
Гражданство Бразилия
Рост 188 см
Позиция нападающий
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1989—1990 Ферровиарио 0 (0)
1991—1995 Васко да Гама 15 (3)
1995—1996 Гремио 13 (10)
1996—2000 Порту 125 (130)
2000—2001 Галатасарай 24 (22)
2001—2003 Спортинг (Лиссабон) 49 (53)
2003—2004 Болтон Уондерерс 7 (0)
2004   Анкона 3 (0)
2004—2005 Ньюэллс Олд Бойз 3 (0)
2005 Алавес 0 (0)
2005—2006 Гояс 4 (1)
2006—2007 Бейра-Мар 12 (3)
2007 Анортосис 7 (3)
2007—2008 Ньюкасл Юнайтед Джетс 11 (0)
2008 Крисиума 17 (6)
2009 Ферровиарио 6 (5)
2009 Америка (Форталеза) 11 (8)
2010 Фламенго (Терезина) 4 (7)
2010 Черно Море 8 (1)
2011 Рио Негро 13 (4)
2011 Аль-Таавун 17 (18)
Национальная сборная**
1996—2001 Бразилия 10 (1)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ма́рио Жарде́л Алме́йда Рибе́йро (порт. Mário Jardel Almeida Ribeiro, 18 сентября 1973, Форталеза, штат Сеара, Бразилия) — бразильский футболист, нападающий.





Биография

Клубная карьера

Ранние годы в Бразилии (1989—1996)

Не совсем типичный для Бразилии центрфорвард-гренадер (188 см), как и подавляющее большинство всех начинающих футболистов, свои первые футбольные шаги делал в одной из команд родного города — в железнодорожном клубе «Ферровиарио Атлетико», за который он выступал в 19891990 годах.

Первым профессиональным клубом Жардела стал «Васко да Гама», где он играл с 1991 по 1995 годы, и с которым трижды выигрывал чемпионат штата Рио-де-Жанейро.

В 1995—1996 годах Жардел выступал за «Гремио» из Порту-Алегри. Именно в этом клубе он выиграл свой первый серьёзный трофей — Кубок Либертадорес. Более того, Жардел стал лучшим бомбардиром этого турнира с 12 забитыми мячами. Кроме этого, Жардел пополнил свою копилку трофеев двумя титулами чемпиона штата Риу-Гранди-ду-Сул.

Совсем немного времени не хватило ему для того, чтобы стать чемпионом Бразилии — в 1996 году он отправился в Европу, а «Гремио» в этом же году стал сильнейшим клубом Бразилии, но уже без Жардела.

Европейская карьера (1996—2003)

Лучший голеадор Кубка Либертадорес-1995 сразу же стал объектом пристального внимания ведущих европейских клубов. Наибольший интерес проявляли лиссабонская «Бенфика» и шотландский «Рейнджерс». Однако переход в «Бенфику» сорвался, а шотландский клуб выключился из борьбы в связи с лимитом на игроков из стран, не входящих в Европейский союз. Расторопнее же всех оказался ещё один представитель Португалии — «Порту», за который в то время выступали такие известные игроки, как Любинко Друлович, Златко Захович, Сержиу Консейсау.

Жардел с первых же матчей начал забивать один мяч за другим. Сильными сторонами бразильца являлись блестящая игра головой, отличное голевое чутьё (форвард практически всегда оказывался в нужном месте в нужный момент) и превосходная физическая форма.

За четыре сезона, проведённых им в составе «драконов», Жардел неизменно становился лучшим бомбардиром португальского чемпионата во всех четырёх розыгрышах, трижды выигрывал первенство страны и Суперкубок Португалии, дважды — Кубок Португалии. Помимо этого Жардел дважды признавался лучшим игроком чемпионата Португалии (по версии газеты «Рекорд»), и дважды становился обладателем «Золотого мяча» — награды, вручаемой газетой «А Бола» лучшему игроку первенства. Забив за сезон 1998/1999 36 голов, Марио Жардел удостоился почётного приза «Золотая бутса», вручаемого лучшему бомбардиру европейских чемпионатов. Жардел стал вторым после Роналдо и пока последним бразильцем, когда-либо получавшим эту награду. Всего за 4 сезона в «Порту» Жардел в чемпионате Португалии забил 130 голов в 125 играх.

Летом 2000 года действующий на тот момент обладатель Кубка УЕФА, турецкий «Галатасарай» приобрёл Марио Жардела примерно за 20 миллионов долларов США[1]. В первом же своём матче за «Галатасарай» в чемпионате Турции он забил 5 мячей «Эрзурумспору». Всего же на счету Жардела к концу чемпионата насчитывалось 22 мяча в 24 играх. Бразилец сразу же стал любимцем местных фанатов, которые наградили его прозвищем «Супер Марио».

25 августа 2000 года Жардел стал главным героем матча за Суперкубок Европы, в котором встретились «Галатасарай» и мадридский «Реал». «Супер Марио» забил два мяча в ворота соперника, обеспечив победу турецкой команды над «сливочными».

В евросезоне 2000/2001 во многом именно благодаря усилиям бразильского нападающего «Галатасарай» добрался до четвертьфинала Лиги чемпионов, где уступил по сумме двух матчей «Реалу» (3:2; 0:3). Жардел стал одним из лучших бомбардиров этого розыгрыша, забив 6 мячей (с учётом матчей квалификационного раунда — 9). Всего за 5 проведённых им турниров Лиги чемпионов (за «Порту» и «Галатасарай») «Супер Марио» 25 раз поражал ворота соперников (28 с учётом квалификации).

После окончания сезона, который «Галатасарай» завершил на втором месте, травмы и неурядицы в личной жизни заставили Жардела покинуть Турцию.

Покинув Стамбул, Жардел вновь направился в Португалию, где самым заинтересованным в игроке клубом оказался лиссабонский «Спортинг». По мнению многих специалистов, сезон 2001/2002 в составе лиссабонских «львов» стал одним из лучших в карьере Жардела. «Супер Марио» удалось выиграть чемпионат и Кубок Португалии и в пятый раз стать лучшим бомбардиром первенства Португалии (42 гола в 30 играх). Жардел в очередной раз был признан газетой «Рекорд» игроком года в стране и во второй раз получил «Золотую бутсу» как лучший бомбардир европейских чемпионатов. Всего же в 49 играх за «Спортинг» им было забито 53 мяча.

Начало следующего сезона (2002/2003) Жардел пропустил из-за травмы, залечив которую, он возвратился было в строй, но играл очень нестабильно и не всегда выходил на поле, хотя и забил 11 мячей в 19 матчах. Причина крылась в области психологии — игрок впал в «депрессивную спячку»[2]. Вызвано это могло было быть несколькими факторами: это и размолвка со своим агентом Жозе Вейгой, и развод с женой — моделью Карен Рибейрой, и увлечение азартными играми со всеми вытекающими последствиями, и баловство наркотиками. Руководство «Спортинга», памятуя о заслугах Жардела, приняло решение отправить бразильца в небольшой отпуск в родную Форталезу, резонно полагая, что домашняя атмосфера благотворно повлияет на душевное состояние игрока и быстро поставит его на ноги. Однако Жардел надежд не оправдал, более того, он, купаясь в бассейне, серьёзно травмировал колено. Кредит доверия «Спортинга» был полностью исчерпан, и перед началом сезона, в августе 2003 года Жардел был продан в английский «Болтон Уондерерс»[3].

Годы неопределённости (2003—2011)

Бразилец не сумел проявить себя в «Болтоне» и, отыграв там всего полгода, был отдан в январе 2004 года в аренду в итальянский клуб «Анкона», но и там некогда грозный бомбардир ничем себя не проявил, сыграв только в 3-х матчах чемпионата Италии и не сумев помочь команде избежать последнего места. В течение следующих двух лет, с августа 2004 года по июль 2006 года, Жардел успел сменить 3 клуба — «Ньюэллс Олд Бойз» (Аргентина), «Алавес» (Испания) и «Гояс» (Бразилия). Однако ни в одном из этих клубов игрок, набравший к тому времени немало лишнего веса, не смог показать и малой толики того, что он демонстрировал в конце 1990-х — начале 2000-х годов в Португалии и Турции. Бо́льшую часть времени он проводил в запасе или же не попадал в заявку на матч вовсе. Тем не менее, как игрок, числившийся в аргентинском «Ньюэллс Олд Бойз», Жардел стал чемпионом Аргентины в Апертуре-2004, а в 2006 году вместе с «Гоиясом» стал победителем чемпионата штата Гояс.

Большой список клубов, за которые выступал Жардел, также могли пополнить такие команды, как «Палмейрас», «Анкарагюджю»[1], «Нанси»[4], «Бенфика»[5] и даже мадридский «Реал»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4805 дней], но неубедительные физические и психологические кондиции игрока и его порой легкомысленный подход к делу отпугнули потенциальных работодателей. К тому же в печатных изданиях упорно ходили слухи о пристрастии игрока к наркотикам и ночной клубной жизни[6].

В июле 2006 года Марио Жардел в третий раз приехал в Португалию и нашёл приют в скромном клубе «Бейра-Мар», аутсайдере чемпионата Португалии. В первом круге первенства он провёл 12 матчей и забил 3 мяча, избавился от лишнего веса и начал набирать спортивную форму. По наступлении 2007 года Жардел покинул португальского аутсайдера и перешёл в кипрский «Анортосис». В одном из интервью Жардел заявил:

Я приехал сюда играть в футбол, отдавать всего себя «Анортосису», забивать голы, и я намерен оправдать возложенные на меня надежды. Надеюсь забить к концу сезона как минимум 10 голов[7].

После «Анортосиса» Жардел отыграл один сезон в Австралии за «Ньюкасл Юнайтед Джетс», после чего в 2008 году на правах свободного агента перешёл в выступающий в бразильской серии B клуб «Крисиума», где выступал до февраля 2009 года; сезон-2008 сложился для «Крисиумы» крайне неудачно — она вылетела в Серию C, Марио сыграл за «Крисиуму» 17 матчей, забил 6 голов. С 4 февраля по 2 июля 2009 года Марио Жардел являлся игроком команды «Ферровиарио Атлетико», тем самым он вернулся в клуб, где за 20 лет до того начал профессиональную карьеру. С августа 2009 по январь 2010 являлся игроком клуба «Америка» (Форталеза, штат Сеара), с 20 января 2010 года выступал за «Фламенго» (Терезина, штат Пиауи).

28 июня 2010 года на официальном сайте клуба Черно Море из Варны появилось объявление о подписании контракта с Жарделом[8]. Жардел подписал однолетний контракт с болгарским клубом и был официально представлен на стадионе «Тича», где его приветствовало около 500 фанатов. Он дебютировал за свой новый клуб 17 июля в товарищеском матче против румынского клуба «Виктория». Жардел дебютировал в официальных играх в матче чемпионата Болгарии против «Локомотива» из Пловдива, выйдя на замену вместо земляка Марко Тьяго. Матч завершился поражением команды Жардела с счётом 0-2. В следующем туре Жардел снова вышел на замену и сыграл 26 минут в победном матче против «Академика» из Софии. 31 октября 2010 года Жардел забил свой первый гол за болгарскую команду в победном матче над софийским «Локомотивом», завершившимся со счётом 1-0. 28 ноября 2010 года Жардел покинул команду из-за наступления холодов в Болгарии. В июле 2011 бразильский форвард решил отправиться в Саудовскую Аравию, где в его услугах заинтересовался клуб «Аль-Таавун».

Сборная Бразилии

Карьера Жардела в сборной не удалась настолько же, насколько она удалась на клубном уровне. Бомбардирский талант форварда не был оценён по достоинству ни Марио Загалло, ни Вандерлей Лушембурго, ни Луис Фелипе Сколари. Как итог — всего 10 выходов на поле в футболке «селесао» (в основном на замену в не самых важных матчах) и один гол в товарищеском матче с Таиландом.

Единственная награда, которую Жарделу удалось завоевать в жёлтой футболке — титул Чемпиона мира 1993 года в составе юниорской сборной (до 20 лет).

Все матчи за сборную

Награды и титулы

Васко да Гама

Гремио

Порту

Галатасарай

Спортинг Лиссабон

Ньюэллс Олд Бойз

Гояс

  • Чемпион штата Гояс: 2006

Анартосис

Сборная Бразилии

Личные достижения

  • Лучший бомбардир Кубка Либертадорес: 1995
  • Лучший бомбардир Лиги чемпионов УЕФА: 1999/2000
  • Лучший бомбардир чемпионата Португалии: 1996/97, 1997/98, 1998/99, 1999/2000, 2001/02
  • Лучший футболист Португалии: 1997, 1999, 2002 (по версии газеты «Рекорд»)
  • Обладатель «Золотого мяча» (по версии журнала «А Бола», Португалия): 1997, 1998
  • Обладатель «Золотой бутсы» (УЕФА): 1999, 2002
  • Обладатель «Серебряной бутсы» (УЕФА): 1997
  • Обладатель «Бронзовой бутсы» (УЕФА): 2000
  • Футболист года в Португалии: 2002
  • Обладатель приза IFFHS лучшему бомбардиру национальных чемпионатов (2): 1999, 2000[9]
  • Самый эффективный бомбардир национальных чемпионатов по версии IFFHS: 1999 (1,125 гола за игру), 2002 (1,4 гола за игру)

Клубная статистика

Бразилия (1993—1996)

Сезон Команда Чемпионат Голов Штат Голов Южноам. кубки Голов
1993 «Васко да Гама» 2 0 12 7 - -
1994 «Васко да Гама» 13 3 12 12 - -
1995 «Васко да Гама» - 11 4 - -
1995 «Гремио» 31 36 13 10 - 12
1996 «Гремио» - 29 21 - -

Европа (1996—2004)

Сезон Команда Чемпионат Голов Еврокубки Голов
1996/1997 «Порту» 31 30 - 4
1997/1998 «Порту» 30 26 - 3
1998/1999 «Порту» 32 36 - 2
1999/2000 «Порту» 32 38 - 10
2000/2001 «Галатасарай» 24 22 19 11
2001/2002 «Спортинг» Лиссабон 30 42 - 6
2002/2003 «Спортинг» Лиссабон 19 11 - -
2003/2004 «Болтон Уондерерс» 7 - -
2004 «Анкона» 3 - -

Ньюэллс и Алавес (2004—2005)

Сезон Команда Чемпионат Голов
2004, Апертура «Ньюэллс Олд Бойз» 3 -
2005, Клаусура «Ньюэллс Олд Бойз» - -
2005 «Алавес» - -

Гоияс (2005—2006)

Сезон Команда Чемпионат Голов Штат Голов
2005 «Гоияс» - - - -
2006 «Гоияс» 4 1 - -

Европа (2006—2007)

Сезон Команда Чемпионат Голов
2006 «Бейра-Мар» 12 3
2007 «Анортосис» 5 3

Напишите отзыв о статье "Жардел, Марио"

Примечания

  1. 1 2 [www.profootball.com.ua/2005/09/02/mario_zhardel_ostalsya_u.html Марио Жардел остался у разбитого корыта | ПРО ФУТБОЛ]
  2. [catalog.atrus.ru/news/sport/news/02/08/10_014.htm index]
  3. [media.topping.com.ua/news/sport/2003/08/14/181795.html Жардел для Болтона / СПОРТ]
  4. [www.sport.fr/football/motscle/Mario-Jardel-2713.shtm Mario Jardel — Football — Sport.fr]
  5. [uasport.net/football/news/1472/ Новости футбола — Футбол sport.bigmir.net]
  6. Газета A Bola, 25 сентября 2004 года
  7. [uefa.com/footballeurope/news/kind=2/newsid=505600.html UEFA.com — Member associations]
  8. [chernomorepfc.bg/bg/2010/06/28/transfer-mario-jardel/ ПФК «Черно море» хвърли трансферната бомба у нас, като привлече бразилската мегазвезда Марио Жардел | ПФК Черно море]
  9. [www.iffhs.de/former-results/ IFFHS — The World’s best top division goal scorer]

Ссылки

  • [en.sambafoot.com/players/87_Jardel.html Профиль на сайте «Самбафут»]  (англ.)
  • [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=11694 Статистика на сайте National Football Teams(англ.)


Отрывок, характеризующий Жардел, Марио

– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.