Жаркова, Ольга Николаевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ольга Жаркова
Личная информация
Полное имя

Ольга Николаевна Жаркова

Гражданство

Россия Россия

Специализация

скип

Клуб

Краснодарский край (Сочи)

Дата рождения

11 января 1979(1979-01-11) (45 лет)

Место рождения

Москва, СССР

Рост

168 см

Вес

60 кг

О́льга Никола́евна Жарко́ва (р. 11 января 1979, Москва) — российская кёрлингистка, заслуженный мастер спорта, участница двух зимних Олимпийских игр (2002 и 2006), чемпионка Европы 2006 года, 10-кратная чемпионка России.





Биография

В детстве Ольга Жаркова занималась баскетболом, но в 17-летнем возрасте перешла в кёрлинг в ЭШВСМ «Москвич» (тренер — Ольга Андрианова).

В 1999 году Жаркова впервые стала чемпионкой России в составе московского «Динамо» (скип Нина Головченко). Всего же на счету Ольги 10 чемпионских титулов российского первенства, выигранных в составе различных команд клуба «Москвич». Из этого числа 8 раз Жаркова становилась победителем чемпионата России в качестве скипа. По этому показателю она является рекордсменкой в отечественном кёрлинге[1]. С 2012 по 2014 выступала за калининградский «Альбатрос», который на трёх подряд первенствах страны приводила к медалям. В 2015 «Альбатрос» был распущен и команда в полном составе переехала в Краснодарский край, команду которого Жаркова также привела к «бронзе» национального первенства.

В декабре 1999 года Ольга Жаркова дебютировала в национальной сборной России и до 2009 года входила в её состав, с 2001 по 2004 выступая на позиции скипа. За это десятилетие она приняла участие в двух зимних Олимпиадах, семи чемпионатах мира, 11-ти чемпионатах Европы, а также в зимней Универсиаде 2003 года, на которой ведомая ей команда выиграла золотые медали. Кроме того на счету Жарковой титул чемпионки Европы 2006, где она выполняла функции вице-скипа.

С 2010 года Ольга Жаркова работала в должности генерального менеджера Оргкомитета «Сочи-2014» по проведению олимпийского турнира по кёрлингу. В настоящее время — генеральный секретарь Федерации кёрлинга России.

Жаркова с отличием закончила Московскую государственную академию тонкой химической технологии имени М. В. Ломоносова, а также Московскую академию физической культуры[2].

16 июля 2010 года Ольге Жарковой было присвоено звание заслуженный мастер спорта России[3]. Кроме неё это же почётное спортивное звание было присвоено и Нкеируке Езех. Обе спортсменки стали первыми заслуженными мастерами спорта России по кёрлингу.

Клубная карьера

  • 1999 — «Динамо» (Москва);
  • 2000—2010 — команды клуба «Москвич» («Москвич», «Москвич»-1, «Москва»);
  • 2012—2014 — «Альбатрос» (Калининград);
  • с 2015 — Краснодарский край (Сочи).

Достижения

Со сборными

С клубами

  • 10-кратная чемпионка России[4] — 1999, 2001, 2002—2005, 2007—2010 (с 2002 — в качестве скипа).
    • трёхкратный серебряный призёр чемпионатов России — 2000, 2014, 2016;
    • трёхкратный бронзовый призёр чемпионатов России — 2012, 2013, 2015.

Напишите отзыв о статье "Жаркова, Ольга Николаевна"

Примечания

  1. [curlingrussia.com/history/ История кёрлинга в России]
  2. [blog.trud.ru/users/3602633/post118014974/ Знакомьтесь: Ольга Жаркова, вице-скип]. Проверено 13 февраля 2010. [www.webcitation.org/65JuPTukA Архивировано из первоисточника 9 февраля 2012].
  3. Приказ Минспорттуризма России от 16 июля 2010 года № 98-нг [www.minsport.gov.ru/upload/iblock/c4f/c4f3622cebab172753ac60d9bb389abc.pdf «О присвоении почётного спортивного звания „Заслуженный мастер спорта России“»]
  4. [curlingrussia.com/history/#mark5 История кёрлинга в России]

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/zh/olga-zharkova-1.html Профиль на Sports Reference(англ.)

Отрывок, характеризующий Жаркова, Ольга Николаевна

Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.