Жданов, Алексей Степанович

Алексей Степанович Жданов
Место рождения	деревня Микшина Гора, Яренский уезд, Вологодская губерния
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	СССР СССР
Годы службы	1924—1962
Звание	(с 3.11.1951 г.)
Командовал	командир 3-го дивизиона подводных лодок ЧФ (1943—1945)
Награды и премии
В отставке	с апреля 1962

Алексе́й Степа́нович Жда́нов (1902—1973) — офицер-подводник, участник Великой отечественной войны, командир подводной лодки «Л-5», с 3 ноября 1951 года контр-адмирал. С апреля 1962 года — в запасе. Похоронен на кладбище Коммунаров в Севастополе.

Биография

Родился 13 марта 1902 в д. Микшина гора, в Яренском уезде Вологодской губернии, теперь это Ленский район Архангельской области.

Образование

Школа подводного плавания (1926), параллельные курсы при Военно-морском училище им. Фрунзе (1933), минный класс Специальных курсов командного состава (1935), Курсы командного состава Учебного отряда подводного плавания (1938), Академические курсы офицерского состава при ВМА им. Ворошилова (1950).

Карьера

Краснофлотец Балтийского флотского экипажа (1925), ученик торпедиста, краснофлотец-торпедист, старшина, главный старшина (1930), командир БЧ-2-3 «Политработник» (1933—1934), флагманский минер 2-го дивизиона 4-й бригады подводных лодок ЧФ (1935—1937), помощник командира подводной лодки «А-5» (1938).

Боевой путь

• Командир подводной лодки «Л-5» (капитан-лейтенант, с марта 1938 по 10 октября 1942 г.; совершил 17 боевых походов).
• Командир подводной лодки «Л-6» (капитан 3 ранга, 23 октября 1942 — 16 апреля 1943).
• Командир 3-го дивизиона подводных лодок Черноморского флота ВМФ СССР (1943—1945).

Участник 9 минных постановок у берегов и баз противника), на которых, предположительно, погибли 2 десантные баржи и германский катер-тральщик «Дельфин-2»/«D-2» (13 сентября 1941 г. в 3 милях восточнее Варны). Подводная лодка под командованием Жданова в сложных боевых условиях совершила 22 похода в Севастополь в период обороны города, доставляя защитникам города продовольствие, боеприпасы, а на обратном пути забирала раненых бойцов, женщин и детей. В 1944, являясь командиром дивизиона 1-й бригады подводных лодок, участвовал в освобождении Севастополя.

После окончания войны

Командир Отдельного учебного дивизиона подводных лодок (1945—1946), командир 1-го дивизиона подводных лодок Черноморского флота (1946—1949), командир дивизиона строящихся и ремонтирующихся подводных лодок (1950—1951), командир 151-й бригады подводных лодок (1951—1953), старший уполномоченный Постоянной комиссии государственной приемки кораблей от промышленности (1953—1962).

После выхода в отставку

С 1952 по 1973 жил в Севастополе (ул. Гоголя 6, кв. 25). Возглавлял секцию ветеранов-подводников при Совете ветеранов Черноморского Флота. В 1965 являлся членом Советского комитета ветеранов Великой Отечественной войны, вел активную работу по военно-патриотическому воспитанию молодежи города и флота.

Награды

За мужество и отвагу, умелое руководство в борьбе с фашистскими захватчиками Алексей Степанович Жданов награждён орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Ушакова 1-й степени, орден Отечественной войны 1-й степени, медалями.

Память

В 1977 г., к 75-летию со дня рождения Алексея Степановича, улицу Рязановскую на его родине в Яренске переименовали в улицу контр-адмирала Жданова.

Примечания

Подводные лодки «Чартист» и «Карбонарий»

Источники и литература

• Севастополь. Энциклопедический справочник. — Севастополь, 2000. — С. 401—403.
• Фонды Музея героической обороны и освобождения Севастополя, инв. № НВ-15304.

Отрывок, характеризующий Жданов, Алексей Степанович

Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.