Жданов, Гавриил Васильевич

Гаврии́л Васи́льевич Жда́нов (25 марта 1882 — 1945) — русский офицер, герой Первой мировой войны, участник Белого движения.

Из мещан.

В 1906 году окончил Казанское пехотное юнкерское училище, откуда был выпущен подпоручиком в 263-й пехотный резервный Новобаязетский полк, в 1910 году развернутый в 207-й пехотный Новобаязетский полк. В Первую мировую войну поручик Жданов вступил со своим полком. Был пожалован Георгиевским оружием

За то, что 14 дек. 1914 г., командуя батальоном и получив приказание выбить противника из д. Поток, умело и решительно повел батальон в наступление при крайне тяжелых местных условиях; выбил противника из окопов штыковым ударом и с 9 час. вечера до 5 час. утра удерживал занятую позицию, отбив за это время три контр-атаки превосходных сил противника.

На 27 февраля 1915 года — поручик, на 5 мая 1915 года — штабс-капитан. Был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени

За то, что состоя в 207-м пехотном Новобаязетском полку, в бою 30-го мая 1915 года у д. Черце, имея под своим начальством учебную команду в составе 94-х штыков, когда беспрерывно продолжавший наступать противник, заставил наши части очистить холм у д. Черце, по соседству с выс. 220, в этом месте образовался прорыв, с командующим положением относительно соседней влево части, противник быстро стал накапливаться на этом холме и угрожать соседям влево и вправо, прочно удерживая свою позицию на выс. 220, выбил противника с этого холма и удержал его за собой. Вслед за сим, роты, начавшие было окапываться у д. Кржизаки правее выс. 220, от сильного огня противника не могли здесь удержаться и отошли на выс. 218. Капитан Жданов взял под фланговый обстрел и этот участок, чем и здесь удержал продвижение противника. В течение ночи неприятель подвергал выс. 220 сосредоточенному ураганному огню артиллерии, пять раз бросался в атаку на редут, но каждый раз был отбиваем. Таким образом, действиями капитана Жданова, был удержан важнейший центральный пункт нашей позиции, чем предотвращен прорыв нашего фронта на этом участке и очищение позиции на соседних участках.

21 января 1916 года капитан Жданов переведен во 2-й Особый пехотный полк. На 26 августа 1916 года — подполковник того же полка, к концу 1917 года — полковник.

С началом Гражданской войны прибыл на Дон в Добровольческую армию. Участвовал в 1-м Кубанском походе, затем служил в Марковской дивизии в составе Вооруженных сил Юга России и Русской армии Врангеля вплоть до эвакуации Крыма. В Галлиполи — в составе Марковского полка. Был произведен в генерал-майоры.

В эмиграции в Болгарии. После смерти генерал-майора М. А. Пешня в 1936 году был назначен командиром Марковского полка. Собирал материалы по истории части. Во время Второй мировой войны возглавил группу марковцев, которая в 1942 году прибыла в Югославию и вступила в Русский корпус. Умер (по другим данным — убит) в 1945 году.

Награды

• Орден Святой Анны 3-й ст.;
• Орден Святой Анны 4-й ст. с надписью «за храбрость» (ВП 27.02.1915);
• Георгиевское оружие (ВП 5.05.1915);
• мечи и бант к ордену Св. Анны 3-й ст. (ВП 3.02.1916);
• Орден Святого Георгия 4-й ст. (ВП 26.08.1916);
• Орден Святой Анны 2-й ст. с мечами (ПАФ 21.03.1917).

Источники

• Высочайшие приказы по Военному ведомству к № 806 // Разведчик. — СПб., 1906. — С. 301.
• Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917—1920 годов. Книга вторая. — Париж, 1964.
• Волков С. В. Белое движение. Энциклопедия гражданской войны. — СПб.: «Нева», 2002. — С. 195.
• Волков С. В., Стрелянов (Калабухов) П. Н. Чины Русского корпуса: Биографический справочник в фотографиях. — М., 2009.
• Клепов М. Ю. Офицеры — Георгиевские кавалеры Первой мировой войны. — М.: «Минувшее», 2015.

Отрывок, характеризующий Жданов, Гавриил Васильевич

«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.