Паули, Жегота

Жегота Паули (польск. Żegota Pauli; 1 июля 1814, Новы-Сонч — 20 октября 1895, Краков) — польский историк-этнограф из Галиции.

Биография и деятельность

Мещанин из Нового Сонча, Паули, по окончании курса в гимназии, отправился путешествовать по Галиции, собирая этнографические материалы и изучая народные обычаи. Своё путешествие он описал в «Rozmaitościach Iwowskich» (1835).

Поступив в 1831 году в Львовский университет, Паули принадлежал к кружку писателей, ревностно занимавшихся славянской этнографией.

После неудачного восстания Заливского Паули попал в тюрьму; выйдя из неё, издал собранные им «Pieśni ludu polskiego w Galicyi» (1838) и «Pieśni ludu ruskiego» (1839 и 1840).

Был библиотекарем и консерватором музея Потоцких, позже хранителем Ягеллонской библиотеки в Кракове. Издал множество польских памятников; помещал статьи в «Lwowianin», «Przyjaciel ludu» и др. Краковский университет поручил ему издание своего «Kodeks dyplomatyczny» — собрания исторических актов, а граф Пшезьдзецкий — издание «Хроники» Яна Длугоша.

Похоронен на Раковицком кладбище Кракова (Польша).

Издания

• «Rozmaitościach Iwowskich» (1835)
• «Песни польского народа в Галиции» (Piesni ludu polśkiego w Galicyi; Львов, 1838);
• «Песни русского народа в Галиции» (Pieśni ludu ruskiego w Galicyi; в 2-х томах; Львов, 1839) — собрание 1250 песен (591 в первом томе и 659 во втором).

См. также

• Гаилки

Ссылки

• Паули-Жегота // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Паули-Жегота // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.

Отрывок, характеризующий Паули, Жегота

Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.