Жеймо, Янина Болеславовна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Янина Жеймо
Janina Żejmo
Имя при рождении:

Янина Болеславовна Жеймо

Место рождения:

Волковыск, Гродненская губерния, Российская империя
(ныне Белоруссия)

Профессия:

актриса

Карьера:

1925—1957

Награды:

Яни́на Болесла́вовна Же́ймо (польск. Janina Żejmo; 16 [29] мая 1909 — 29 декабря 1987) — советская киноактриса польского происхождения.





Биография

Родилась в городе Волковыск (ныне Гродненская область, Белоруссия) в семье цирковых артистов. Её отец Йозеф Болеслав Жеймо был поляком, мать — русской. С трёхлетнего возраста выступала в цирке — наездницей, гимнасткой, балериной и музыкальным эксцентриком. В 1925—1927 годах работала на эстраде.

Снималась в кино с 1925 года. Окончила мастерскую ФЭКС в Ленинграде (1929).

Актриса киностудии «Ленфильм», с 1949 по 1956 годы — Театра-студии киноактёра.

Во время Великой Отечественной войны находилась в блокадном Ленинграде.

Огромную известность актрисе принесла роль Золушки в послевоенном одноимённом фильме Н. Н. Кошеверовой.

В 1957 году с третьим мужем, польским режиссёром Леонидом Жано, уехала в Польшу. С 1957 года жила в основном в Варшаве, часто бывала в Советском Союзе. В 1980-х переехала в Москву, жила на улице Лескова, дом 21.

Актриса отличалась хрупким девическим телосложением и лицом. До 40 лет она выглядела юной девушкой. Это определяло её амплуа травести:

— Моя внешность — структура лица, маленький рост — определили амплуа: всю жизнь я играла девчонок-подростков. Был успех, очень большой… Когда я играла Золушку, мне было 37 лет, а героиня была ровесницей моей дочери.

— Янина Жеймо. Из интервью[1].

Умерла 29 декабря 1987 года в Варшаве, гроб с телом был привезён в Москву. Похоронена Янина Болеславовна, согласно завещанию, на Востряковском кладбище (98 участок).

Семья

  • Первый муж — Андрей Костричкин, актёр.
    • Дочь Янина Костричкина, работает над дублированием фильмов.
  • Второй муж — Иосиф Хейфиц, кинорежиссёр.
    • Сын Юлий Жеймо, кинооператор.
  • Третий муж — Леонид Жанно (польск. Leon Jeannot), кинорежиссёр.

Внуки Янина, Пётр и Павел.

Интересные факты

  • Рост актрисы был менее 148 см, размер ноги 31.[2]
  • Николай Олейников в 1934 году написал шуточное стихотворение:
От Нью-Йорка и до Клина
На устах у всех клеймо
Под названием Янина
Болеславовна Жеймо.
  • Скамеечку, на которую миниатюрная Янина становилась в радиостудии, чтобы достать до микрофона, называли «жеймовочка».

Награды

  • орден «Знак Почёта» (1.2.1939) — за исполнение роли Аси в фильме «Подруги» (1935) и роли Наташи в фильме «Враги» (1938)

Фильмография

Озвучивание

Дублирование зарубежных фильмов

Публикации

(в хронологическом порядке)

Напишите отзыв о статье "Жеймо, Янина Болеславовна"

Примечания

  1. Журнал «Советский экран», 1968 г., № 14, М. Долинский, С. Черток «Наш корреспондент в гостях у Янины Жеймо», стр. 18
  2. [www.telesem.ru/content/view/1526/1/ Интервью с дочерью, Яниной Костричкиной (2009)]
  3. [www.ruskino.ru/mov/1436 Фильм «Голубой экспресс» | RUSKINO.RU]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Жеймо, Янина Болеславовна

Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]