Железная гвардия

Железная гвардия
рум. Garda de Fier
Символ Железной гвардии — решётка
Лидер:	Корнелиу Зеля Кодряну (1927—1938) Хория Сима (1938—1941)
Основатель:	Корнелиу Зеля Кодряну
Дата основания:	24 июля 1927
Дата роспуска:	1941
Штаб-квартира:	Бухарест, Королевство Румыния
Идеология:	румынский национализм, антикоммунизм, клерикальный фашизм,антисемитизм
Военизированное крыло:	Рабочий корпус легионеров
Союзники и блоки:	Всё для Отечества
Партийная печать:	«Благовещение» (рум. Buna Vestire)

К:Политические партии, основанные в 1927 году

К:Исчезли в 1941 году «Желе́зная Гва́рдия» (рум. Garda de Fier) — румынское движение и одноимённая ультраправая политическая партия, действовавшая в Румынии в период между двумя мировыми войнами (с 1927 по 1941 годы). Партия представляла идеологию румынского ультранационализма, антикоммунизма, антикапитализма и антисемитизма, а также поддерживала Румынскую православную церковь. В сентябре 1940 года партию привёл к власти Ион Антонеску, назначив её руководителя Хорию Сима вице-премьером Румынии. В стране начались антисемитские погромы, спровоцированные Железной гвардией. Однако в январе 1941 года после грянувшего бунта Антонеску при поддержке румынской армии разгромил Железную гвардию, уничтожив её руководство и вынудив Хорию Сима сбежать в Германию.

Основные вехи

• Первоначально основана Корнелиу Зеля Кодряну 24 июля 1927 года как военизированная организация «Легион Архангела Михаила».
• В середине 1930-х годов были установлены связи с нацистским режимом в Германии.
• На выборах 1937-го года вышла на третье место по числу голосов.
• После гибели Кодряну в 1938 году во главе Железной гвардии встал Хориа Сима.
• Видным сторонником «Железной гвардии» был философ и религиовед Мирча Элиаде, заключённый за свою приверженность организации в концлагерь.
• В 1938 была объявлена вне закона, но в сентябре 1940-го пришла к соглашению с королём и была приглашена в правительство. В результате Гвардией был начат террор против румынских евреев, были приняты антисемитские законы.
• Железная гвардия была отстранена от власти в результате неудачного вооружённого выступления, сопровождавшегося еврейскими погромами, против премьер-министра Антонеску.
• Композитор Ион Мынзату, сочинивший гимн «Железной гвардии», позднее эмигрировал в Италию и получил известность под псевдонимом Нелло Мандзатти.
• После войны многие видные деятели «Железной гвардии» нашли убежище в Испании и Португалии, избежав преследования за военные преступления. Там организацию возглавлял сначала Хория Сима, а с 1950-х гг. Василе Яшински.

Предыстория

24 июня 1927 Корнелиу Зеля Кодряну основал движение под названием «Легион Архангела Михаила», став его главой до своей гибели в 1938 году. Его члены назывались «легионерами» (рум. legionarii), а само движение стало известно как «Движение легионеров» (рум. Mişcarea Legionară), несмотря на постоянную смену названий организации. В марте 1930 года Кодряну ещё и создал так называемую Железную гвардию — это было военизированное крыло движения, однако вскоре так стали называть и весь Легион. В июне 1935 года Легион опять сменил название и стал партией «Всё для Отечества» (рум. Totul pentru Ţară).

Структура

Идеология

Исследователь идеологии фашизма и историк Стенли Пэйн писал, что Легион стал одним из самых необычных массовых движений Европы межвоенных времён. Он отличался от иных националистических фашистских движений Европы и в своём понимании национализма: национализм в их понимании был крепко связан с религией, в атмосфере которой воспитывался человек с самого детства. По свидетельству Иоанида, Легион «осознанно включал мощные элементы православия в свою политическую идеологию с той целью, чтобы стать одним из немногих европейских политических движений со структурой религиозной идеологии». Корнелиу Зеля Кодряну, глава Легиона, был глубоко верующим прихожанином Румынской православной церкви и патриотом Румынии, поэтому он поставил своей целью провести духовное возрождение всех румын.

По его философии, жизнь человека являлась греховной и насильственной политической войной, а преодолеть это насилие можно было только путём очищения от скверны всего народа; по такой схеме предполагалось, что легионеру необходимо совершать куда более важные действия, чем просто сражаться, и даже подавлять инстинкт самосохранения ради процветания страны. Легион также стремился образовать революционного «нового человека», но при этом не поддерживал попытку внедрения какого-то аналога нацистской расовой политики, за исключением активного антисемитизма. Легионеры хотели сделать свой народ "ближе к Богу". В плане экономики они выступали за национализацию предприятий и отвергали капитализм как пережиток материализма. Своей целью Легион поставил борьбу с действовавшими политиками и евреями.

Стиль

Главным цветом Легиона был тёмно-зелёный, за что легионеров прозвали «зелёнорубашечниками» (рум. Cămășile verzi). Зелёный как таковой трактовался как цвет возрождения, воскрешения, обновления. Приветствовали легионеры друг друга так называемым «Римским салютом». Главным символом Легиона был тройной крест в форме тюремной решётки (символ мученичества), который часто назывался «Крест Архангела Михаила» (рум. Crucea Arhanghelului Mihail).

Легиону был близок мистицизм, основанный на культе смерти, мученичества и самопожертвования. В его составе был даже специальный отряд под названием «Взвод смерти» (рум. Echipa morții), предназначением которого было путешествие по городам Румынии и громкое исполнение песен. Название было выбрано неслучайно: члены отряда постоянно были в опасности, поскольку любого из них могли убить полицейские, коммунисты либо кто-то ещё, кого Легион расценивал своим врагом. В отряд входили православный священник Ион Думитреску-Борша, легионеры Стерие Чуметти, Петре Цоку, Таке Савин, Траян Климе, Иосиф Бозынтан и Николае Константинеску^{[неавторитетный источник? 3311 дней]}.

Ячейка Легиона называлась «гнездом» (рум. cuib). Члены Легиона следовали таким ценностям, как дисциплина, трудолюбие, образование, честь, взаимовыручка, целеустремлённость и т.д., а иногда они и вынуждены были блюсти обет молчания.

История

Образование и восхождение

В 1927 году Корнелиу Зеля Кодряну, состоявший в румынской Национальной христианской лиге защиты Александру Кузы, покинул партию с целью образования собственного движения — Легиона Архангела Михаила. Кодряну позаимствовал это название у Русского народного союза имени Михаила Архангела — организации черносотенцев Российской империи, чьи идеи он перенёс на румынскую почву. Легион отличался от иных фашистских движений своей популярностью среди крестьян и студентов, но при этом одной из традиций являлось уважение к ветеранам Первой мировой войны.

Кодряну был харизматичным лидером и сделал Легион известным благодаря пропаганде, совмещённой со спектаклями. Марши, христианские крестные ходы и иные церковные шествия, исполнение патриотических песен и партизанских гимнов, а также благотворительная деятельность и активная антикоммунистическая пропаганда позволили Легиону обогнать по популярности все партии, которые Кодряну считал продажными и прогнившими насквозь. Изначально Железная гвардия готова была поддержать любого политика, который попытается дать бой молодому Советскому государству.

Основу идеологии Железной гвардии всё же составлял именно антисемитизм: евреев они расценивали как агрессоров против христианского мира. Легионеры осуждали франкмасонство, идеи Зигмунда Фрейда, марксизм и большевизм в любых формах, атеизм, гомосексуализм и развязывание Гражданской войны в Испании — всё это, по их мнению, раскалывало общество. 10 декабря 1933 премьер-министр от Либеральной партии Ион Дука объявил партию вне закона, после чего по стране прокатилась волна арестов и убийств всех, кто симпатизировал легионерам. Разозлённый Кодряну в ответ 29 декабря 1933 организовал покушение на Дуку: трое человек выстрелами из револьверов смертельно ранили премьер-министра на вокзале Синайя.

Стремление к власти

На парламентских выборах 1937 года Легион занял 3-е место, набрав 15,5% голосов (его обошли Либеральная и Крестьянская партии). Король Румынии Кароль II выступал против Легиона (считается, что он опасался за свою содержанку Магду Лупеску, которая была не то опальной аристократкой, не то еврейкой) и пытался его не допустить к власти, пока в 1940 году силами Иона Антонеску короля не заставили отречься от престола. 10 февраля 1938 король и вовсе распустил парламент, став диктатором в стране.

В апреле 1938 года Кодряну был арестован и брошен в тюрьму. Суд доказал его причастность к убийству Иона Дуки и приговорил его к смерти вместе с 13 соратниками (в том числе и тремя убийцами Дуки). Приговор привели в ночь с 29 на 30 ноября 1938, чтобы никто не сбежал из тюрьмы. Историки, однако, считают, что попытки бегства не предпринималось, а приказ о расстреле отдал король, который опасался за свою жизнь: 24 ноября 1938 легионеры ворвались в рабочий кабинет и убили друга Арманда Кэлинеску, министра внутренних дел Румынии.

7 марта 1939 король не выдержал и вынужден был сформировать новое правительство, назначив Кэлинеску премьер-министром и положив конец диктатуре. Однако 21 сентября 1939 легионеры добрались и до Кэлинеску, убив его и тем самым отомстив за Кодряну. Война между Легионом и королём продолжилась, но вместе с тем неприятности начались и внутри самого легиона. С 1939 года главными руководителями почему-то назначались неопытные люди, находившиеся на вторых ролях. В конце 1940 года венгерские спецслужбы составили секретный отчёт о положении дел в Легионе: как выяснилось, там образовалось три враждующих группировки. Первую возглавлял Хория Сима, уроженец Баната и самый прагматичный лидер (менее всего склонный к традиционным православным ценностям). Вторую возглавлял Ион Зеля Кодряну, отец Корнелиу Кодряну, с братьями. Третья группировка была известна как группировка Моца-Марин и выступала за возвращение к религиозной основе движения. После долгой вражды 6 сентября 1940 форум легионеров признал всё-таки Симу своим лидером, наименее радикально из всех настроенным. 28 сентября 1940 Кодряну-старший безуспешно попытался захватить штаб-квартиру легионеров в Бухарестском зелёном доме.

Деяния Симы

В начале Второй мировой войны Румыния придерживалась политики нейтралитета. Однако заключение пакта между СССР и Германией о ненападении и подписание секретного протокола фактически развязало Советскому Союзу руки в вопросе о принадлежности Молдавии. Румыния отказалась принимать польское правительство в изгнании и польские войска. Гибель Кэлинеску не убедила Кароля II отказаться от нейтралитета. Однако после капитуляции Франции и оставления британскими войсками континентальной Европы румыны всё-таки выбрали сторону блока Оси. Правительство Иона Джигурту 4 июля 1940 после образования предложило Железной гвардии направить в правительство любого, кто изъявит желание. Единственным, кто был готов на это, стал Хория Сима.

У власти

4 сентября 1940 Легион заключил союз с Ионом Антонеску, генералом румынской армии. Вскоре они дождались повода для государственного переворота: Второй Венский арбитраж, по которому у Румынии Венгрия отобрала Северную Трансильванию, вынудил их действовать. Кароль II отрёкся от престола, а наследником стал его сын Михай. Румыния тем самым чётко обозначила своё стремление войти в блок Оси. Было провозглашено Национал-легионерское государство, а Железную гвардию признали единственной законной партией. Антонеску стал почётным членом Легиона, а Сима — вице-премьером. Вплоть до 21 января 1941 Легион вёл антисемитские чистки и погромы. В Жилавской тюрьме в ноябре 1940 года грянула резня, учинённая легионерами. От рук легионеров погибли многие деятели политики и культуры, в том числе историк и бывший премьер-министр Йорга, руководитель Сигуранцы Михаил Морузов и экономист Вирджил Маджеару, бывший министр в правительстве.

Разгром и свержение

Находясь у власти, Сима рассорился с Антонеску окончательно: он выступал за то, чтобы правительство следовало духу легионеров; чтобы весь государственный аппарат составляли только легионеры; чтобы экономическая политика координировалась в интересах блока Оси и самого Третьего Рейха. Антонеску отказался подчиняться требованиям Симы, в ответ на что тот направил «взводы смерти». Развязалась схватка, в которой должен был остаться только один — тот, кто станет фактическим правителем Румынии при марионеточном короле Михае. Легионеры немедленно подняли бунт, завязав стычки с румынской армией после очередной серии еврейских погромов в Бухаресте и пытаясь нанести упреждающий удар. Во время одной из расправ легионеры загнали евреев на скотобойню, убили их там и вывесили трупы на крюки, после чего разрубили их так, как мясники разделывают тушу животного по еврейским традициям.

Однако Сима проиграл. К 24 января 1941 Антонеску, получив одобрение от Адольфа Гитлера и армии, фактически присвоил себе власть, а Сима был наголову разгромлен. Ему пришлось сбежать с легионерами в Германию. В ходе бунта Железная гвардия убила 125 евреев и 30 солдат румынской армии, потеряв 9 тысяч человек арестованными. Антисемитские традиции перенял Антонеску, отправляя солдат и карателей в операции по ликвидации евреев. Рауль Хильберг в книге «Уничтожение евреев Европы» писал, что даже немцы были в ужасе от того, насколько безжалостно румыны расправлялись с евреями, и вынуждены были их иногда останавливать, чтобы те не перешли некую черту. Впрочем, по большей степени румыны не следовали немецкому порядку и не строили концлагеря или системы перевоза еврейских пленных, а просто устраивали банальные бандитские погромы и бойни.

Часть легионеров погибла на фронтах Второй мировой войны, а часть после войны была арестована румынскими коммунистическими властями и по приговору суда казнена за коллаборационизм.

Память

Название «Железная гвардия» ныне использует небольшая группа румынских националистов, не играющая серьёзной роли на политической арене Румынии в современности. Правопреемниками Легиона считают себя другие партии — «За Отечество» (рум. Pentru Patrie) и «Новые правые» (рум. Noua Dreaptă). У Новых правых сложился культ личности Корнелиу Кодряну, также они используют кельтский крест как свою символику.

С 1970-х годов писатель и религиозный историк Мирча Элиаде подвергался как в США, так и в Румынии критике и угрозам за поддержку Железной гвардии.

Литература

• Наги-Талавера, Николас М. Зеленые рубашки и другие. Hoover Institution Press. Stanford, CA. 1970.
• Стурдза, Принц Михаил. Самоубийство Европы. Western Islands. Belmont, MA. 1968.
• Ваттс, Ларру Л. Румынская Кассандра: Ион Антонеску и борьба за реформы 1916—1941. East European Monographs. Boulder, CO. 1993.
• Кодряну К. Моим легионерам. — Тамбов, 2009. — 352 с. — ISBN 978-5-88934-417-9.
• Васильченко А. Между Дуче и Гитлером. — М: Эксмо, Яуза, 2004. — 480 с. — ISBN 5-699-07528-3.
• Эвола Ю. Драма румынского легионерства // Традиция и Европа. — Тамбов, 2009. — С. 187-191. — ISBN 978-5-88934-426-1.

Ссылки

• [velesova-sloboda.vho.org/rhall/bestuzhev-pravyj-rumynskij-radikalism-v-xx-veke.html Правый румынский радикализм в ХХ веке]
• [velesova-sloboda.vho.org/rhall/codreanu-zheleznaya-gvardiya.html Корнелиу Кодряну. Железная Гвардия (русский перевод немецкого издания 1939 г., HTML+PDF]
• [velesova-sloboda.vho.org/archiv/pdf/molodoi-forum-corneliu-codreanu-i-zheleznaya-gvardiya.pdf МОЛОДОЙ ФОРУМ. Корнелиу Кодряну и «Железная Гвардия» (Подборка публикаций. Перевод с немецкого)]

Отрывок, характеризующий Железная гвардия

Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.