Железная дорога Ливерпуль — Манчестер

Железная дорога Ливерпуль — Манчестер
Liverpool and Manchester Railway
Открытие железной дороги Ливерпуль — Манчестер
Годы работы:	1830-1845
Страна:	Великобритания Великобритания
Состояние:	вошла в состав Grand Junction Railway
Протяжённость:	56 км
Железная дорога Ливерпуль — Манчестер на Викискладе

Железная дорога Ливерпуль — Манчестер (англ. Liverpool and Manchester Railway, L&MR) — железная дорога в Великобритании, регионе Северо-Западная Англия, между городами Ливерпуль и Манчестер. Это первая дорога в мире, на которой использовались исключительно паровые машины, никогда не применялась конная тяга и где курсирование поездов осуществлялось строго по расписанию. Первая в мире железная дорога с двумя путями на всём своём протяжении, первая в мире железная дорога, имеющая сигнализацию, и первая в мире стала использоваться для перевозки почты. Открыта 15 сентября 1830 года.

Железная дорога была построена для перевозки сырья и готовой продукции между морским портом в Ливерпуле и Манчестером, где имелось большое количество фабрик. Длина дороги составила 56 км. Тяга поездов на дороге изначально осуществлялась паровозами.

Железнодорожная компания для строительства дороги была основана 24 мая 1823 года английским предпринимателем Генри Бутом. В качестве инженера-проектировщика он пригласил Джорджа Стефенсона. Финансирование осуществлялось путём выпуска акций.

29 октября 1824 года железнодорожная компания по строительству этой железной дороги выпустила свой первый проспект.

Открытие дороги состоялось 15 сентября 1830 года. На этом событии депутат английского парламента Уильям Хаскиссон попал под поезд и умер 4 часа спустя от полученных травм; после этого стал знаменит, как первый в мире человек, погибший под колёсами поезда.

Инженерное обеспечение дороги было передовым для того времени. Было построено 64 моста и виадука, а также тоннель длиной 2 км. Высота виадука над долиной Sankey Brook достигала 21,3 метра. Дорога была построена двухпутной.

Поезда курсировали со скоростью 27 км/ч. Локомотивы могли развивать более высокую скорость, однако она была ограничена из соображений безопасности.

За первые три месяца эксплуатации было перевезено 71950 пассажиров, 2630 тонн угля, 1432 тонн других товаров, получен чистый доход в размере 14432 фунтов.

Успех этой дороги предопределил начало «железнодорожной лихорадки» и в следующее десятилетие были построены тысячи километров железных дорог.

Ссылки

• [www.n-le-w.co.uk/index.php?option=com_content&task=view&id=74&Itemid=27 The Liverpool & Manchester Railway]

Отрывок, характеризующий Железная дорога Ливерпуль — Манчестер

– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.