Железная дорога Оха — Москальво

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оха - Москальво
Общая информация
Страна

Россия

Расположение

Охинский городской округ

Состояние

закрыта

Конечные станции

Оха - Москальво

Количество станций

Оха, Лагури, разъезд 28 км, Москальво

Обслуживание
Дата открытия

1934 принята в эксплуатацию, 1932 открыто сквозное движение

Дата закрытия

1999 год

Подчинение

трест «Сахалиннефть», позднее «Сахалинморнефтегаз»

Технические данные
Протяжённость

34,5 км

Ширина колеи

1524, 1520 мм

Тип электрификации

нет

Железнодорожная линия Оха - Москальво  ныне не существующая железная дорога колеи 1520 мм. Находилась на территории Охинского городского округа и связывала город Оху с портом Москальво.



История

В 1920-х годах на Северном Сахалине была начата добыча нефти в промышленных масштабах. Центром нефтепромыслов стал посёлок Оха. Доставка грузов производилась через рейдовые портпункты восточного побережья Сахалина — длинным и неудобным морским путём. Это значительно сдерживало развитие добычи нефти.

Подготовительные работы по трассе линии Оха — Москальво начались в 1929 году, а полномасштабные строительные работы — в августе 1930 года. Приблизительно три тысячи человек работали в крайне тяжёлых условиях, так как значительная часть линии должна была пройти по болотистой местности.

Сквозное движение было открыто в 1932 году, принята дорога в постоянную эксплуатацию в 1934 году.

С момента появления железной дороги широкой колеи и порта Москальво многое изменилось. Все грузы, поступающие с материка, стали перевозиться по широкой колее.

В 1946–1950 годах железнодорожная линия Оха — Москальво принадлежала МПС СССР, и входила в состав Южно-Сахалинской железной дороги. Позже железная дорога вернулась в подчинение треста «Сахалиннефть» (позднее компания «Сахалинморнефтегаз»).

Железнодорожная линия широкой колеи Оха — Москальво являлась основным выходом Северного Сахалина во «внешний мир» вплоть до завершения строительства железной дороги Победино - Ноглики и введения в строй паромной переправы Ванино — Холмск. Практически все грузы завозились в Охинский и Ногликский районы через порт Москальво. В другие районы Сахалинской области, и в областной центр, город Южно-Сахалинск, можно было попасть только воздушным путём через аэропорты в Охе и Ногликах.

Начиная с 1950-х годов, регулярно рассматривались планы реконструкции железнодорожной линии Оха — Москальво на колею 1067 мм или 750 мм. Они не были осуществлены, большей частью по политическим причинам: переход от широкой колеи к узкой или капской, на взгляд партийного руководства, являлся бы «движением назад».

В 1960-х годах произведена реконструкция линии. Паровозы были заменены тепловозами ТГМ3, ТГМ4А, позднее — ТГМ40, и другими локомотивами. В 1967 году на станции Москальво было открыто новое локомотивное депо.

По состоянию на 1970-е годы, железная дорога активно функционировала, могло проходить до 10 пар поездов в сутки. Действовали и промежуточные станции: 28-й км и Лагури. На станции Оха часть грузов перегружалась на узкую колею линии Оха-Ноглики. Зимой движение было минимальным, так как порт Москальво замерзал.

В 1979 году из-за открытия автобусного сообщения между Охой и Москальво было прекращено пассажирское движение. Большая часть пассажирских вагонов была превращена в хозяйственные и служебные помещения.

В 1990-е годы линия Оха — Москальво, как и множество ведомственных железных дорог в России, оказалась убыточной и практически невостребованной. Содержание для редких и нерегулярных грузовых перевозок на короткое расстояние было нерентабельным.

В 1998 году, ветка Оха — Москальво была практически недействующей. Однако раз в неделю по линии ходил мотовоз с путейцами, для пресечения кражи рельсов. В навигацию 1998 года между Охой и портом Москальво ещё перевозились грузы.

Начиная с 1999 года железнодорожная линия постепенно разбиралась. Рельсы и подвижной состав были проданы в качестве металлолома. В «узкоколейном» варианте был сохранён небольшой отрезок пути: от Охи до 5 километра линии, где находится склад УПТОКа. На этом участке задолго до отказа от колеи 1520 мм был проложен «трёхниточный» путь (1524 мм/750 мм). При ликвидации железной дороги Оха — Москальво на нём была снята только одна рельсовая нить. Движение по колее 750 мм от Охи до складов УПТОКа было сохранено до конца 2006 года.

В 2007 году во время ликвидации линии Оха-Ноглики был разобран последний («перешитый») участок дороги: Оха - 5 километр (склады УПТОКа). Судьба подвижного состава железной дороги также известна. Во время разборки железной дороги Оха - Москальво часть подвижного состава порезали на металлолом, а часть подвижного состава переставили на тележки колеи 1067 мм (несколько грузовых вагонов, и по крайней мере, 3 тепловоза ТГМ4 (они сейчас работают в Холмске по сей день))


Напишите отзыв о статье "Железная дорога Оха — Москальво"

Ссылки


Отрывок, характеризующий Железная дорога Оха — Москальво



Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.