Железнов, Иосаф Игнатьевич

Иоаса́ф Игна́тьевич Железно́в (12 ноября 1824—10 июня 1863) — потомственный уральский/яицкий казак, писатель, исследователь быта и истории уральских казаков, собиратель фольклора, этнограф.

Биография

Иоасаф Железнов родился 12 ноября 1824 года в городе Гурьеве (ныне - Атырау), в семье уральского казака, урядника И. Д. Железнова. Спустя несколько месяцев после его рождения, отец пропал без вести, оставив семью практически без средств к существованию. Железнова И. И. воспитала и подготовила к учёбе мать.

В 1836 году приехал в город Уральск, для поступления в войсковое училище. В 1841 году после успешного окончания училища он возвратился в Гурьев.

В 1844 году его устраивают в канцелярию наказного атамана, затем в этом же году он определился в Гурьевскую линейную команду, откуда через 2 месяца получил назначение начальником Красноярского форпоста, где он прожил более года. Отсюда весной 1846 года был направлен на службу в киргизскую степь, в Уральское укрепление. В 1847 году закончил службу и вернулся в Уральск. В 1848 году он записался в штат полковой канцелярии в составе экстренного полка Уральского казачьего войска. В 1849 году полк выступил в Москву, а затем в Киев.В 1851 году полк вернулся на родину. В 1852 году был произведен в чин хорунжего "за отличные умственные способности". Позже в Москве он состоял адъютантом командира казачьего полка К.Ф.Бизянова и жил в его квартире, как член семьи. В московском кругу литераторов он познакомился и развивал свой литературный талант под влиянием М. П. Погодина, И. С. Аксакова и A. H. Островского. Впервые молодой офицер опубликовал в журнале «Москвитянин» 1854 №№ 9-10, свою работу «Картины Аханного рыболовства»., а в № 14 за тот же год была опубликована его работа "Башкирцы". Дальнейшие работы помещались им в «Русском вестнике», «Библиотеке для чтения» и «Отечественных Записках». В 1858 появились в отдельном издании его «Уральцы — очерки быта уральских казаков», сразу обратившие на автора внимание и обнаружившие в нём недюжинный художественный талант.

Впоследствии занятия Железнова направлены на сбор материалов по истории и этнографии уральского казачества. Значительная часть этих богатых материалов не была обработана самим Железновым, а опубликована после его смерти, в обработке Г. Курилина («Уральские Войсковые Ведомости», 1869—1871) и послужила основой для исследований Витевского В.Н. по истории Оренбургского края (ныне — Оренбургская область) и Уральского казачьего войска.

Историко-этнографический материал частично напечатан Железновым при жизни («Предания и песни уральских казаков»), а частично вошёл во 2-е издание «Уральцев» (1888). В 1862 Железнов был выбран в асессоры члены войсковой канцелярии, ведавшей всеми делами казацкой общины, а в 1863 году был назначен атаманом севрюжьего рыболовства. Его прямота и открытая защита попираемых интересов уральских казаков нажили ему врагов среди начальства; произошло крупное столкновение, дошедшее до высших сфер, и Железнова постигла опала и преследование со стороны наказного атамана, выразившиеся в том, что без всяких законных оснований его назначили на службу в степь.

Эта несправедливость привела к тому, что 9 июня 1863 года И.И. Железнов покончил жизнь самоубийством, выстрелом из ружья. Немногие писатели пользовались такой популярностью на своей родине, как Железнов: в глазах земляков он был героем-защитником их интересов перед правительством и перед всем грамотным людом. Всякий казачонок на всем протяжении земель Уральского казачьего войска знал Железнова и его «Василия Струняшева» (заглавие одного из очерков Железнова). В городе Уральске на его могиле был выстроен памятник, выстроенный почитателями писателя на средства, собранные по подписке (до наших дней не сохранился).

«Полное собрание сочинений» Железнов, изданное в 1888 и снабжено биографическим очерком; в его состав вошло много неизданного. Кроме того, в то время остались в рукописях его некоторые произведения, не пропущенные в своё время цензурой. Отдельные оттиски «Василия Струняшева» быстро разошлись среди местного населения.

В настоящее время в городе Уральске переизданы книги И. И. Железнова, на одном из зданий, выстроенных на месте снесенного старого кладбища, имеется мемориальная доска.

Источники

• Бородин Н. А. Железнов, Иосаф Игнатьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Гарский Б. Железнов, Иосаф Игнатьевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Железнов, Иосаф Игнатьевич

Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.