Cyprus Government Railway

Cyprus Government Railway (рус. Кипрские правительственные железные дороги) — система железных дорог, имевших ширину колеи 762 мм и действовавших на Кипре в период с октября 1905 по декабрь 1951 года. При общей протяженностью 122 км было 39 станций, платформ и полустанков, наиболее крупными из которых были вокзалы в Фамагусте, Прастио (англ.) , Ангастине (англ.), Трахони (англ.), Никосии, Коккинитримитии (англ.), Морфу, Кало Хорио (англ.) и Эвриху (англ.). CGR была закрыта по финансовым причинам.

Строительство

Строительство железной дороги на Кипре было впервые предложено британским верховным комиссаром, Гарнетом Уолсли (англ.) в 1878 году, однако проект не был реализован в течение длительного времени из-за неопределенности британского пребывания на Кипре. В ноябре 1903 было утверждено предложение по строительству железной дороги, земляные работы начались в мае 1904. Гавань Фамагуста была соединена с Вароша (1 миля) и была проложена линия Фамагуста — Никосия — 36 км (21 октября 1905).

Второй этап строительства начался в июле 1905 года и был закончен 31 марта 1907, он состоял в строительстве линии Никосия — Морфу — 38 км.

Третий этап — начался в январе 1913 года и строительством вокзала в Эвриху и железнодорожной линии Морфу — Эвриху, 15 км, окончание строительства — 14 июня 1915 года.

Закрытие

В 1951 дороги было решено закрыть из-за невыгодности. 31 декабря 1951 года последний поезд прошёл из Никосии в Фамагусту. К марту 1953 разбор путей был завершён, а большинство локомотивов проданы компании Meyer Newman & Co, хотя один из локомотивов поставлен на вечную стоянку рядом с бывшим вокзалом Фамагусты. Здания бывших вокзалов были переданы местным властям и использованы для нужд полиции или социальных служб.

Вокзал в Эвриху	Гавань Фамагусты	Локомотив на стоянке в Фамагусте

Отрывок, характеризующий Cyprus Government Railway

– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.