Железный фронт
Железный фронт (нем. Eiserne Front) — военизированная организация Социал-демократической партии Германии, первое крупнейшее антифашистское и антинацистское объединение в межвоенные годы. Фронт вёл в Германии борьбу за защиту демократии и республики, против национал-социалистов, монархистов и коммунистов (лидер последних, Эрнст Тельман, называл Железный фронт «террористической организацией социал-фашистов»[1]).
Содержание
История
Железный фронт был образован 16 декабря 1931 членами социал-демократической партии Германии, организации ветеранов «Рейхсбаннер», Всеобщей германской организации профсоюзов и рабочих спортивных клубов. Фронт стал противовесом Гарцбургскому фронту, куда входили НСДАП, Стальной шлем и Немецкая национальная народная партия. В состав фронта входили как члены рабочих союзов, так и социал-демократы вместе с либералами. Руководили движением глава СДПГ Отто Вельс и председатель Рейхсбаннера Карл Хольтерманн. В манифесте фронта говорилось:
Год 1932 будет нашим годом, годом победы республики над её врагами. Ни один день и ни один час мы более не потратим на защиту — мы атакуем! Атакуем по всей линии! Мы должны быть частью генерального наступления! Сегодня мы призываем — завтра мы атакуем![2]
Оригинальный текст (нем.)Das Jahr 1932 wird unser Jahr sein, das Jahr des endlichen Sieges der Republik über ihre Gegner. Nicht einen Tag, nicht eine Stunde mehr wollen wir in der Defensive bleiben – wir greifen an! Angriff auf der ganzen Linie! Unser Aufmarsch schon muss Teil der allgemeinen Offensive sein. Heute rufen wir – morgen schlagen wir!
Железный фронт организовывал многочисленные демонстрации в поддержку демократической Веймарской республики, а также против сторонников возвращения монархии и против набиравших силы КПГ и НСДАП. Демонстрации зачастую заканчивались массовыми драками с национал-социалистами и коммунистами: так, 17 июля 1932 в гамбургском районе Альтон произошла массовая драка между штурмовиками СА и коммунистами, куда вскоре полезли и социал-демократы. В результате беспорядков было убито 18 человек, что привело к подрыву авторитета Железного фронта, а спустя три дня Прусский переворот привёл к ликвидации автономии Пруссии и стал одним из первых шагов национал-социалистов на их пути к власти. В конце концов, 2 мая 1933 Железный фронт был запрещён властями Германии и вскоре самораспустился.
Руководство
Возглавлялась национальным комитетом борьбы (reichskampfleitung) в центре, земельными комитетами борьбы (landeskampfleitung) в землях и провинциях, районными комитетами борьбы (kreiskampfleitung) в районах и городских районах, местными комитетами борьбы (ortskampfleitung) в городах, общинах и округах.
Эмблема
Эмблемой Железного фронта являлись три стрелы, направленные в нижний левый угол эмблемы, которой могли служить как чёрный Антифашистский круг, так и красный квадрат. Автором эмблемы был русский учёный-микробиолог Сергей Чахотин[3][4][5], соавтором был Карло Мирендорф. Значение трёх стрел толковалось по разному:
- три врага социал-демократии: консерватизм/монархизм, коммунизм, национал-социализм;
- три силы, необходимые для победы социал-демократии: политическая, экономическая, физическая[6];
- три политических объединения фронта: СДПГ, Рейхсбаннер, Объединение профсоюзов.
Квадратная форма эмблемы позволяла с лёгкостью заклеивать национал-социалистическую свастику и тем самым бороться с пропагандой.
Напишите отзыв о статье "Железный фронт"
Примечания
- ↑ Siegfried Lokatis: Der rote Faden. Kommunistische Parteigeschichte und Zensur unter Walter Ulbricht. Böhlau Verlag, Köln 2003, ISBN 3-412-04603-5 (= Zeithistorische Studien 25), S. 60
- ↑ Werner K. Blessing, «[192.68.214.70/blz/web/100083/06.html#dok9 Dok. 9 Aufruf des Bundesvorsitzenden Karl Höltermann, Anfang Januar 1932]» Bayerische Landeszentrale für Politische Bildungsarbeit Die Weimarer Republik Band III (2003).
- ↑ Friedrich-Wilhelm Witt, «Die Hamburger Sozialdemokratie in der Weimarer Republik». Unter besonderer Berücksichtigung der Jahre 1929/30 — 1933 («Hamburg Social Democracy in the Weimar Republic». With special consideration of the years 1929/30 — 1933), Hannover 1971, p. 136
- ↑ Sergei Tschachotin, Dreipfeil gegen Hakenkreuz («Three Arrows Against the Swastika»), Kopenhagen 1933 (Source: Biography of S. Tschachotin) — Book was reviewed by Dieter Rebentisch in the periodical, Archiv für Sozialgeschichte («Archives for Social History») #12 (1972), p. 679-???, ISSN 0066-6505
- ↑ Dr. Richard Albrecht, PhD., [www.amazon.de/dp/3638389510/ «Dreipfeil gegen Hakenkreuz» — Symbolkrieg in Deutschland 1932] («Three Arrows Against the Swastika» — symbol war in Germany 1932". Historical Case-Study in Anti-Nazi-Propaganda Within Germany and Western Europe, 1931-35), pub. January 2005
- ↑ [www.reichsbanner.de/damals/abriss15.asp Die Eiserne Front" Bundesverband Reichbanner Schwarz-Rot-Gold, Bund Aktiver Demokraten e. V.]
Литература
- Robert Hofmann: SPD — Geschichte der deutschen Sozialdemokratie (Teil 1 bis 1993) CD-ROM; München: Bayerisches Seminar für Politik e.V., 1996
- Carlo Mierendorff, Sergej Tschachotin: Grundlagen und Formen politischer Propaganda; Magdeburg: Bundesvorstand des Reichsbanners Schwarz-Rot-Gold, 1932
- Tonaufzeichnung: Der Marsch der Eisernen Front wurde auf einer Schellackplatte (78 Umdr./Min.) der Marke FREIHEITSPLATTE um 1932 von Mitgliedern des Berliner Schubert Chores, begleitet von einem Blasorchester, aufgenommen. Das Etikett in Rot-Gold trug das Drei-Pfeile-Logo. Inzwischen gibt es dieses Lied und 13 weitere Aufnahmen mit Arbeitermusik aus der Weimarer Republik auch als CD-Sampler (Brüder, zur Sonne, zur Freiheit, Pläne 88 775).
- Günther Gerstenberg, [www.historisches-lexikon-bayerns.de/artikel/artikel_44704 Eiserne Front], 1931—1933, in: Historisches Lexikon Bayerns.
Отрывок, характеризующий Железный фронт
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
