Жемчужина (повесть)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жемчужина
The Pearl
Жанр:

повесть

Автор:

Джон Стейнбек

«Жемчужина» — повесть Джона Стейнбека 1947 года, основанная на фольклорных истоках. Автор начал писать её как сценарий в 1944 году[1], а в декабре 1945 издал рассказ «The Pearl of the World» в журнале «Woman's Home Companion»[2].





Действующие лица

  • Кино — ловец жемчуга.
  • Хуано — его жена.
  • Койотито — их ребёнок.

Сюжет

Историю, о которой рассказывает автор, передавали из уст в уста в течение многих веков.

События разворачиваются в маленьком посёлке на берегу залива в мексиканской части Калифорнии. Главный герой, Кино, бедный ловец жемчуга, просыпается в своей хижине, рядом с ним его жена Хуана и малыш Койотито, спящий в ящике, подвешенном к потолку. Неожиданно Кино видит, как скорпион жалит ребёнка. Кино успевает схватить и раздавить скорпиона, но яд уже проник в тело ребёнка. Хуана пытается высосать яд. На крик ребёнка сбегаются соседи: укус скорпиона очень опасен, и Кино несет мальчика к дому, в котором живёт белый доктор. Узнав от слуги о приходе Кино, доктор говорит, что не желает лечить «каких-то индейцев» от укусов насекомых. У Кино к тому же нет денег оплатить прием врача, и слуга сообщает ему, что доктора нет дома. Испытав чувство стыда, униженный Кино возвращается в свою хижину.

В это утро Кино вместе с Хуаной выходит на берег залива, чтобы начать ловлю жемчуга. Он садится в лодку, взяв корзину, к которой привязана верёвка, другой её конец привязан к камню. Это и есть примитивное, но надёжное орудие лова. Кино направляется к жемчужной балке. Он начинает лов. «Молодость и гордость» позволяют ему находится под водой больше двух минут. Он работает не спеша, выбирает самые крупные раковины. Неожиданно он видит большую раковину, которая лежит одна, без сородичей. Интуитивно он чувствует, что она содержит нечто особое. Кино поднимает раковину на поверхность. Кино долго не решается открыть её. Наконец он вскрывает её ножом. Перед ним — огромная жемчужина, «не уступающая в совершенстве самой луне».

У Хуаны от радости перехватывает дыхание. Она переводит взгляд на Койотито, она замечает, что отёк у сына спадает, что его тельце побороло яд. Кино кричит от счастья. Между тем посёлок живёт своей жизнью. Не успели Кино, Хуана и другие ловцы добрести до хижин, как в посёлке уже звенела весть: «Кино поймал Жемчужину – самую большую в мире». Все мгновенно меняют к Кино своё отношение. Каждый думает о том, какую выгоду можно извлечь из этого.

А Кино предается мечтаниям — на что он употребит своё богатство. Он хочет обвенчаться с Хуаной в церкви, купить Койотито новенький матросский костюмчик, отправит его в школу когда-нибудь. Но в его хижину уже спешит местный священник и просит отчислить деньги на церковь. Появляется и белый доктор. Он готов лечить сына Кино и даёт ребёнку лекарство, от которого ему становится лишь хуже. Во время второго визита доктор вливает в рот ребёнку какого-то снадобья, после чего дело идет на поправку. Таким образом, он демонстрирует свою целительную силу, надеясь получить хорошее вознаграждение. Теперь Кино надо продать жемчужину, чтобы рассчитаться с доктором.

С этой целью Кино отправляется в Ла–Плас, близлежащий городок. Все с жадностью следят за ним. Теперь Кино предстоит столкнуться со скупщиками, которые действуют сообща: их главная цель — обмануть, сбить цену. Одну за другой обходит Кино из конторы, но везде слышит, что «жемчужина не столь совершенна». И Кино, и Хуана чувствуют, что многое изменилось. И не в лучшую сторону. Начинается охота за жемчужиной.

Однажды ночью кто-то проникает в их жилище и ранит Кино. Хуана предлагает уничтожить «недобрую» жемчужину, но Кино отказывается от подобной затеи. Они снова ложатся спать, но Хуана тихо встает и берет жемчужину, чтобы бросить её в море. Разозленный Кино устремляется за ней. По дороге на них нападают какие-то люди, Кино убивает одного из них и кричит жене, чтобы она забирала ребёнка и спешила к их лодке. Но вскоре выясняется, что в лодке пробито дно. Кино спешит в посёлок и видит, что его хижина охвачена огнём. С женой и ребёнком он прячется у старшего брата, а ночью тайком покидает посёлок. Они движутся быстро, но вскоре замечают преследователей. Беглецы прячутся в расселины пещеры. Ночью Кайотито начинает плакать. Преследователям кажется, что это койот, и они стреляют в сторону пещеры. Они убивают малыша одним выстрелом, но и Кино успевает сначала всадить нож в стрелявшего, а затем застрелить остальных. На следующее утро Кино, его жена возвращаются в посёлок. За спиной Хуаны узелок с тельцем сына. Кино останавливается у залива и швыряет жемчужину в море.

Напишите отзыв о статье "Жемчужина (повесть)"

Примечания

  1. Hayashi Tetsumaro. [books.google.com/books?id=PAsbQuhnz6kC&pg=PA174 A New Study Guide to Steinbeck's Major Works With Critical Explications]. — Scarecrow Press, 1993. — P. 174–. — ISBN 9780810826113.
  2. [books.google.com/books?id=NikZBtGvy_gC&pg=PA284 A John Steinbeck Encyclopedia]. — Greenwood Publishing Group, 2006. — P. 284–. — ISBN 9780313296697.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Жемчужина (повесть)

– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.