Жемчужников, Аполлон Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аполлон Александрович Жемчужников

Герб Жемчужниковых
Дата рождения:

1839(1839)

Гражданство:

Российская империя

Дата смерти:

1891(1891)

Место смерти:

Ялта, Таврическая губерния, Российская империя

Аполло́н Алекса́ндрович Жемчу́жников (1839—1891) — землевладелец Самарской губернии, земский деятель и журналист.



Биография

Родился в 1839 году в дворянской семье Жемчужниковых.

Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата.

В 1876 году в Санкт-Петербурге издавал газету «Молва» под редакцией князя В. В. Оболенского.

В 18781879 году был редактором журнала «Слово», издаваемого золотопромышленником и меценатом Константином Сибиряковым. Публиковал в журнале свои стихи и публицистические заметки.

Сотрудничал в «Отечественных записках» и газете «Голос». В последней поместил несколько корреспонденций из Самарской губернии на тему голода 1891—1892 годов, обративших на себя внимание общества и администрации.

Был членом Самарской губернской земской управы. В должности мирового судьи самарского округа пользовался популярностью среди жителей Самары[1].

В 1879 году привлекался к дознанию в связи с покушением А. К. Соловьева на Александра II в виду предоставления места последнему. Кроме того, привлекался к дознанию по делу о найденных в Самарской фельдшерской школе фальшивых паспортах, а также по подозрению в печатании прокламаций в типографии газеты «Слово»[2].

Скончался в Ялте в октябре 1891 года.

Напишите отзыв о статье "Жемчужников, Аполлон Александрович"

Примечания

  1. Некролог А. А. Жемчужникова // Исторический вестник. — 1892. — Т. 47 (январь). — С. 290.</span>
  2. Жемчужников Аполлон Александрович // Деятели революционного движения в России : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев, 1927—1934. — Т. 2, вып. 2. — С. 418.</span>
  3. </ol>

Отрывок, характеризующий Жемчужников, Аполлон Александрович

Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.