Женевская конференция 1905 года

Жене́вская конфере́нция 1905 го́да — совместная конференция революционных партий России в апреле 1905 года в Женеве.

Созвана по инициативе священника Георгия Гапона с целью совместной подготовки вооружённого восстания в России.

Организаторы конференции

После событий Кровавого воскресенья мятежный священник Георгий Гапон скрылся от полиции и бежал за границу. Покидая Россию, он поклялся отомстить царю и его помощникам за убитых 9 января рабочих. Прибыв за границу, Гапон вступил в переговоры с лидерами главных революционных партий России. В Женеве он встречался с Г. В. Плехановым, Л. Г. Дейчем, В. И. Лениным, В. М. Черновым, Б. В. Савинковым и другими видными деятелями революции.

7 (20) февраля 1905 года Гапон опубликовал «Открытое письмо к социалистическим партиям России», в котором призывал их объединиться для вооружённого восстания. В своём письме он писал: «Будучи, прежде всего, революционером и человеком дела, я призываю все социалистические партии России немедленно войти в соглашение между собой и приступить к делу вооруженного восстания против царизма… Теперь всякая проволочка и неурядицы — преступление перед народом, интересы которого вы защищаете». Призыв Гапона был сочувственно встречен большинством революционных партий. Ленин отозвался на письмо Гапона статьёй «О боевом соглашении для восстания», в котором поддержал его инициативу. В ходе последовавших затем переговоров была выдвинута идея совместной конференции революционных партий для достижения боевого соглашения. В марте 1905 года Гапон через Международное социалистическое бюро разослал всем социалистическим партиям России приглашение собраться на объединённую конференцию. Начало конференции было назначено на апрель 1905 года.

Из других источников известно, что идея объединённой конференции возникла ещё до прибытия за границу Гапона. Авторами этой идеи были финский революционер Конни Циллиакус и японский полковник Мотодзиро Акаси, организовавшие в сентябре 1904 года Парижскую конференцию оппозиционных и революционных партий России. Новая конференция должна была стать логическим продолжением первой и способствовать углублению революционного процесса. В начале 1905 года эта идея обсуждалась на прошедшей в Париже встрече К. Циллиакуса, М. Акаси и эсера Н. В. Чайковского. Когда за границу прибыл Георгий Гапон, было решено привлечь его к делу организации конференции как человека, имеющего громкое революционное имя и стоящего вне отдельных партий. Личность священника-революционера должна была обеспечить широкое представительство революционных партий, тогда как сами организаторы предпочитали оставаться в тени. На расходы по проведению конференции Гапону через третьи руки было выдано 50 тысяч рублей из средств японского Генерального штаба. О японском происхождении денег он ничего не знал.

Гапон пытался привлечь к участию в конференции также либералов из «Союза освобождения», но это предложение встретило отпор со стороны представителей социалистических партий.

Участники конференции

Конференция началась в Женеве 2 апреля 1905 года. От участия в конференции заранее отказались представители меньшевистской фракции Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) во главе с Г. В. Плехановым. Плехановцы мотивировали свой отказ тем, что инициатива созыва подобной конференции должна была бы принадлежать «лицу, более компетентному и опытному в революционных делах, чем Гапон». В отсутствие меньшевиков на конференцию съехались представители 11 революционных партий России.

По сведениям, полученным российским Департаментом полиции, в конференции участвовали:

• От Партии социалистов-революционеров — В. М. Чернов и Е. К. Брешко-Брешковская.
• От Польской социалистической партии — В. Йодко, С. Войцеховский и Славинский.
• От армянской партии «Дашнакцутюн» — Рустен, Сафо и Оман.
• От грузинской партии социалистов-федералистов — Георгий Деканозов.
• От латышского социал-демократического союза — Роллау.
• От финской Партии активного сопротивления — два делегата без Конни Циллиакуса.
• Делегат от Белорусской социалистической громады.

Кроме перечисленных, на конференцию прибыли также представители РСДРП-большевиков во главе с В. И. Лениным, еврейского Бунда, латышской и армянской социал-демократических партий. Однако в первый же день эти партии покинули конференцию в знак протеста против участия в ней латышского социал-демократического союза, бывшего, по их мнению, фиктивной (эсеровской) организацией. Нежелание организаторов конференции удалить с неё эту партию было расценено социал-демократами как признак доминирования на ней социалистов-революционеров. В своей речи на на III съезде РСДРП Ленин сказал, что на конференции сложилось «огромное преобладание» эсеров.

В качестве председательствующего в конференции участвовал Георгий Гапон, в качестве секретаря — эсер С. А. Ан-ский.

Ход и результаты конференции

На конференции обсуждались как программные, так и тактические вопросы совместной борьбы. Подробности дискуссий остались неизвестными, но сохранились сведения о некоторых репликах председательствующего Гапона.

При обсуждении программных вопросов возникли разногласия по польскому, еврейскому и аграрному вопросам. При обсуждении вопроса о польской независимости Гапон высказался в защиту интересов России. «Все говорят о правах окраин и никто не говорит о правах России, — сказал он. — Кончится тем, что Россию разорвут на части». При обсуждении еврейского вопроса Гапон выступил сторонником еврейского равноправия. «Евреи, — заявил он, — такая же нация, как и поляки, армяне, литовцы и другие, и имеют такое же право на национальную автономию». Указывают, что у евреев нет своей территории. Но из этого можно сделать лишь тот вывод, что им должна быть отведена в России особая территория. Когда речь зашла об аграрном вопросе, Гапон выступил против бесплатной передачи земли крестьянам, заявив, что бесплатная передача земель только развратит крестьян, отучая их от труда. Суждения Гапона были занесены в протокол конференции в качестве особого мнения председательствующего.

По итогам конференции были выработаны две совместные декларации, в которых обозначались общие цели собравшихся партий. В декларациях содержались призывы к вооруженному восстанию, созыву Учредительного собрания, созданию в России федеративной демократической республики и к социализации земли. Ленин определил принятую программу как «сколок с с.-р. программы со всевозможными уступками националистическим пролетарским партиям». Под текстом основной декларации стояли подписи Г. Гапона, Е. К. Брешко-Брешковской и делегата от партии финских активистов.

При обсуждении тактических вопросов были достигнуты важные соглашения, связанные с подготовкой вооружённого восстания. Главным практическим результатом конференции стало создание единого Боевого комитета, который должен был ведать всеми видами вооружённой борьбы. По сведениям российского Департамента полиции, в состав Боевого комитета вошли: Георгий Гапон, Е. К. Брешко-Брешковская и бывший толстовец князь Дмитрий Хилков. Комитет должен был начать действовать в апреле-мае 1905 года. Задача комитета была чисто техническая: собирать деньги, устраивать оружейные склады, мастерские взрывчатых веществ и т. д.

Значение Боевого комитета Гапон видел в следующем: 1) возрастает моральная сила революции (все объединились); 2) облегчаются боевые соглашения между партиями в России (бумажка из-за границы); 3) хотя каждая партия будет действовать самостоятельно, но всё будет делаться под фирмой общего комитета; таким образом создастся вера в него, и в нужный момент, когда он выйдет из своего бездействия, все пойдут за ним. В своих воззваниях к русскому народу Гапон писал: «По указанию Боевого комитета мести, защиты и свободы народной, как один человек, по всему лицу земли русской — восстаньте». Начало вооружённого восстания было запланировано на июнь 1905 года.

О конкретных технических соглашениях, заключённых на конференции, почти ничего не известно. Из воспоминаний К. Циллиакуса следует, что было решено устроить «первую вспышку» в Петербурге. Это должно было стать сигналом для последующих восстаний по всей России. По сведениям, почерпнутым из секретного доклада полковника М. Акаси, оружие в Россию предполагалось доставлять морем. Отдалённым последствием этих решений можно считать организацию доставки оружия в августе 1905 года на пароходах «Джон Графтон» и «Сириус».

Российский Департамент полиции получал сведения об участниках и решениях конференции от своего агента Е. Ф. Азефа.

См. также

• Парижская конференция 1904 года

Литература

• [www.hrono.ru/libris/lib_r/anski_gap.php С. А. Ан-ский. Мое знакомство с Г. Гапоном / Собрание сочинений, 1911-13, том 5.]
• [www.hrono.ru/libris/lib_ch/cher_gapon.html В. М. Чернов. Личные воспоминания о Г. Гапоне. Берлин, 1910 г.]
• [www.hrono.ru/libris/lib_t/trots_chto.html В. И. Ленин. Речь по вопросу о практических соглашениях с с.-р. на III съезде РСДРП / Л. Троцкий. Что же дальше? Примеч. 62.]
• Д. Павлов. Русско-японская война 1904-1905 гг. Секретные операции на суше и на море. Материк, 2004 г.
• Письма Азефа, 1893-1917 / Сост. Д. Б. Павлов, З. И. Перегудова. М. Изд. центр "Терра", 1994 г.

Отрывок, характеризующий Женевская конференция 1905 года

И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.