Женевский институт международных отношений

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Женевский институт международных отношений и развития
(Institut de hautes études internationales et du développement
Graduate Institute of International and Development Studies
)
Оригинальное название

фр. Institut de hautes études internationales et du développement

Международное название

англ. Graduate Institute of International and Development Studies

Год основания

1927

Студенты

800

Юридический адрес

Женева, Швейцария

Сайт

[www.graduateinstitute.ch www.graduateinstitute.ch]

Координаты: 46°13′18″ с. ш. 6°09′04″ в. д. / 46.2218° с. ш. 6.1511° в. д. / 46.2218; 6.1511 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=46.2218&mlon=6.1511&zoom=17 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1927 году

Женевский институт международных отношений и развития (англ. Graduate Institute of International and Development Studies, фр. Institut de hautes études internationales et du développement, также могут использоваться сокращенные формы The Graduate Institute, IHEID и бывшее краткое название HEI, произносится [ашеи], возможен также перевод как Женевский институт международных исследований) — одно из самых престижных в Швейцарии и мире академических учреждений, посвященных исследованию и изучению международных отношений, международной истории, международной политики, международной экономики и международного развития.





Критерии поступления

В Институте возможно получение только степеней магистра и доктора, PhD (заметим, что в большинстве стран пространства СНГ такая степень, если она не несет за собой значительной и протяженной преподавательской или исследовательской деятельности, приравнивается к степени кандидата наук, но в соответствии с Болонским процессом степень доктора, PhD, соответствует степени доктора наук). Для поступления в Институт необходимый минимум образовательно-квалификационный уровень бакалавра. Важным является наличие определенного практического опыта, который может включать в себя стажировки, участие в дополнительных образовательных программах, языковых школах и др. Требованием к поступающим является владение английским и французским, или одним из двух языков, при условии, что студент будет изучать второй язык в ходе основной программы и успешно сдаст языковый тест до своего выпуска. В кандидатуре аппликанта должна прослеживаться активность, мотивированность, хорошо выраженная целеустремленность по отношению к выбранной специальности. Очень часто для заявителей из стран СНГ эквивалентным уровнем образования, необходимым для вступления, является уже полученная квалификация специалиста, или лучше магистра. Все, конечно, еще зависит от индивидуальных данных и конкретных обстоятельств каждого поступающего.

Магистратура и докторантура

Институт осуществляет набор студентов только на высшие образовательно-квалификационные уровни обучения, такие как магистратура и докторантура. На магистратуре существует одно междисциплинарное направление и четыре профильных направления. На докторантуре дублируются те же специализированные направления. В Институте доступны такие научные степени для получения на уровне магистратуры: магистр международных дел, магистр международных наук - политическая наука, магистр международных наук - международные история и политика, магистр международных наук - международная экономика, магистр международных наук - международное право, магистр наук международному развитию [iheid.ch/corporate/teaching/programmes/masters_en.html]. На уровне доктурантуры предлагаются: политическая наука, международные история и политика, международная экономика, международное право [iheid.ch/corporate/teaching/programmes/phd_en.html].

Двуязычие

Одной из главных особенностей Института является его двуязычие. Предметы можно выбирать или на французском, или на английском. Большинство франкоязычных курсов сосредоточены на темах, относящихся к вопросам международного развития. Тем не менее, на французском языке также предлагаются и предметы, которые исследуют в контексте международных отношений такие отрасли, как взаимосвязь между политикой и религией, проблемы здравоохранения, конфликты Ближнего Востока, влияние харизматического лидерства на внешнюю политику государства, дипломатическое право, международное публичное право и другие отрасли. В то же время в Институте преподается множество курсов на английском языке, особенно это касается таких направлений, как безопасность и оборона, функционирование международных институтов, глобализация, проблемы окружающей среды и изменение климата, глобальное здоровье, эпистемология, статистика, региональная и европейская экономическая интеграции, эволюция Европейского Союза, внешняя политика Российской Федерации и определенные аспекты прав человека.

Институт и Женевский университет

Женевский институт международных отношений и развития имеет своё собственное руководство и отдельный бюджет. Институт был основан как структурное подразделение Женевского университета, как университетский факультет международных отношений. Понемногу он начал приобретать все более автономный статус. Все студенты Института и далее считаются зарегистрированными студентами Женевского университета, где они проходят матрикуляцию и посеместровую регистрацию. Все выпускники получают дипломы, которые сертифицируются и признаются Женевским университетом. В планах администрации Института постепенное и полное отделение, подобное формату Лондонской школы экономики и политических наук, которая, формально оставаясь структурным подразделением Лондонского университета, с 2008 года начала выпускать и присваивать выпускникам дипломы и сертификаты от своего имени.[www.lse.ac.uk/collections/studentServicesCentre/examsAndResultsPg/DegreeCertificate.htm]

Инфраструктура учебного заведения

Одним из недостатков Института является недостаточная материальная база. Получив немалый престиж среди дипломатических кругов в Европе, Институт из-за свей замкнутой элитарности и консервативности в течение долгого времени пренебрегал необходимостью постоянно конкурировать за потоки студентов и развивать свои учебные помещения, аудитории, общежития. Поэтому в настоящий момент происходит серия реформ, содержанием одной из которых будет сооружение нового главного корпуса и его возможное открытие в 2012 году.[graduateinstitute.ch/Jahia/site/iheid/cache/offonce/lang/en/institute/campus_paix] По официальным подсчетам, на постройку этой конструкции уйдет 137 млн швейцарских франков.[iheid.ch/corporate/institute/campus_paix/maison_paix_en.html]

Принадлежность и партнерство

Институт является членом организации лучших европейских вузов - Europaeum, а также входит в Association of Professional Schools of International Affairs. Заключенными является также соглашения с другими ведущими вузами [graduateinstitute.ch/corporate/teaching/exchanges_en.html].

Стоимость обучения и проживания

Год обучения для иностранных студентов или нерезидентов на момент подачи анкеты стоит 5000 швейцарских франков.[iheid.ch/corporate/teaching/admissions/page7744_en.html] Оплата может осуществляться единовременно, посеместрово, или интервально по отдельной договоренности с администрацией. Для поступающих существуют полные и частичные стипендии. Полная стипендия автоматически включает покрытие платы за обучение и выплату ежемесячной стипендии в размере 1800 швейцарских франков в течение 10 месяцев, т.е. с сентября по июнь. Частичная стипендия, как правило, включает только плату за обучение. На стипендию необходимо подавать заявление заблаговременно и при этом заполнять отдельную анкету, включающую написание мотивационного письма. Чтобы восстановить стипендию на второй год, необходимо подавать заявление заново. Другими главными пунктами финансовых затрат на время обучения является аренда за место проживания, что в среднем составляет 550-1000 франков за однокомнатные условия, базовое медицинское страхование, в среднем 100-150 франков, проездной билет 45 франков, питание, 300-500 франков. Этот перечень расходов, безусловно, не является исчерпывающим.

Классификация Института в Швейцарии

Институт имеет нетипичную для швейцарских учебных заведений классификацию, ведь будучи учреждением конфедеративного значения и отвечая за подготовку многих швейцарских дипломатических и других международных служащих, он комбинированно финансируется конфедеральным правительством Швейцарии, кантоном Женевы а также частным спонсорством. Поэтому Институт имеет смешанный частно-государственный характер.[www.news-service.admin.ch/NSBSubscriber/message/fr/5380]

История

Цель создания

Спецификой Института является то, что в начале он был создан с четко определенной целью, а именно для подготовки высококвалифицированных международных сотрудников и дипломатов, в основном для ООН. Большое количество выпускников этого заведения и на сегодняшний день устраивается на работу в эту организацию. На время его основания в 1927, Институт был первым академическим учреждением, посвященным исключительно исследованию и изучению международных отношений. Сама идея создания Института возникла в 1919, в год основания Лиги Наций. Институт можно отнести к числу самых престижных учебных заведений дипломатического направления.

Первые шаги

Институт впервые начал свою работу 3 ноября 1927. Размешался он сначала рядом со зданием Красного креста. В 1938 Институт переехал в виллу Бартон, где теперь находится его главный корпус. В тот первый год в Институте обучалось 45 студентов.[1] Первым основным спонсором Института выступал Фонд Рокфеллера (Laura Spellman Rockefeller Memorial Fund), который обеспечивал около 90% всего его бюджета на протяжении почти 20 лет. Примерно с 1952 до 1962 года Институт преимущественно финансировался Фондом Форда. С 1953 года финансовая поддержка пачала все активнее поступать от кантона Женевы и швейцарского правительства.[2]

Основатели и дальнейшие директора

Женевский институт международных отношений, еще до присоединения к нему Института развития, был основан Уильямом Рапардом и Полом Манту. Уильям Рапард к тому времени уже был избран вице-ректором Женевского университета. Это произошло в 1924 году. В 1926-1928 годы а также 1936-1938 годы он занимал должность ректора Женевского университета. Пол Манту, в свою очередь, был историком-экономистом, дипломатом и синхронным переводчиком. Во время Парижской мирной конференции 1919-1920 года Пол Манту был одним из главных переводчиков. Начиная с 1920 года он занимал должность директора политического отдела в секретариате только появившейся Лиги Наций. Именно он стал первым директором Женевского института международных отношений (1927-1955).[3] Его преемниками стали Жак Фреймонд (1955-1978), Кристиан Дономинисе (1978-1984), Луций Кафлиш (1984-1990), Александр Свобода (1990 - 1998), Питер Чоп (1998-2004). С 2004 года Женевский институт международных отношений и развития возглавляет Филипп Буран.

Студенты и преподаватели

В период 2007-2008 учебного года 210 студентов получили квалификацию магистра. Докторское звание было присвоено 34 выпускникам в 2008. В начале 2008-2009 учебного года в Институте насчитывалось всего 800 студентов на всех направлениях и программах. Осенью 2008 года в Институт поступило 305 студентов.[4] Число студентов остается около 800.

Именно так выглядит распределение числа студентов по различным программам:

  • Магистр международных отношений — 95
  • Магистр международных наук — 187
  • Доктор международных отношений — 85
  • Доктор международных наук — 127
  • Магистр наук развития — 209
  • Доктор наук развития — 62

Что касается преподавательского состава, по состоянию на 2008 год в Институте находится 65 преподавателей (из которых 45 профессоров) и 25 посещающих профессоров.

Географическое происхождение студентов

На период 2008-2009 учебного года в Институте проходят обучение студенты из следующих регионов мира и в следующих пропорциях:[4]

  • 23% — Швейцария
  • 34% — Европа
  • 13% — Африка
  • 11% — Северная Америка
  • 10% — Южная Америка
  • 8% — Азия
  • 1% — Океания

Выдающиеся выпускники

Дополнительная информация

  • [graduateinstitute.ch/corporate/others.html Отзывы студентов Женевского института международных отношений и развития]  (англ.)  (фр.)

Напишите отзыв о статье "Женевский институт международных отношений"

Примечания

  1. Krul Nicolas. Institut universitaire de hautes études internationales: HEI 50, 1927-1977. — 1977. — P. 14-15.
  2. Scott Norman. Institut universitaire de hautes études internationales: HEI 75, 1927-2002. — 2002. — P. 29-37.
  3. Scott Norman. Institut universitaire de hautes études internationales: HEI 75, 1927-2002. — 2002. — P. 38-39.
  4. 1 2 Rapport d'activité 2008. — 2009. — P. 18-20.
  5. 1 2 3 [graduateinstitute.ch/files/live/sites/iheid/files/sites/about-us/presentation/factsheet_Graduate_Institute_Geneva_en.pdf THE INSTITUTE IN 2014–2015 factsheet] (англ.). Graduate Institute of International and Development Studies. Проверено 29 июля 2015.

Отрывок, характеризующий Женевский институт международных отношений


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.