Женихи (оперетта)

Женихи
Композитор	Исаак Дунаевский
Автор(ы) либретто	Сергей Антимонов, Николай Адуев
Год создания	1927
Первая постановка	1927
Место первой постановки	Московский театр оперетты

«Женихи́» — оперетта Исаака Осиповича Дунаевского, написанная им в 1927 году.

История создания

Эту вторую свою оперетту И. О. Дунаевский написал в 27 лет, не будучи ещё широко известным композитором-песенником. Пока, в годы НЭПа, главной областью интересов молодого композитора является театр. По собственным воспоминаниям Дунаевского: «Там я выработал конкретность музыкального языка, умение в музыке сценически мыслить». Работа над опереттой шла в 1926 году. В это время Московский театр оперетты еще оставался частным, терпя постоянную критику от новой власти. Обвиняли театр в пристрастии к «венщине», то есть к опереттам Имре Кальмана и Франца Легара. Знаменитый актёр и режиссёр Г. М. Ярон в книге «О любимом жанре» так вспоминает историю первой постановки:

В начале 1927 года главный режиссёр Театра сатиры Давид Гутман пригласил меня приехать к нему ночью после спектакля. Приехав, я застал у него драматургов Николая Адуева и Сергея Антимонова, а также заведующего музыкальной частью Исаака Дунаевского. — Вот какое дело, — сказал мне Давид. — У нас есть готовая комедия с музыкой «Женихи». Она написана для Театра сатиры. Наша дирекция почему-то боится её ставить, но, по-моему, если прибавить немного музыки, — это настоящая оперетта. И вот Адуев начал читать, Дунаевский — петь номера, аккомпанируя себе на рояле. Разошлись мы часов в шесть утра, наметив, что именно нужно дописать, чтобы «дотянуть» «Женихов» до оперетты. Через день мы познакомили с нею труппу вашего театра… По жанровым признакам «Женихи» — бытовая русская оперетта, остроумная сатира на нэповское мещанство. Спектакль шел под гомерический хохот и аплодисменты. Рецензии назывались: «Выставляется первая рама», «Это как будто серьёзно», «Первая советская оперетта» и тому подобное.

По мнению писателя и драматурга Глеба Скороходова, именно «Женихи» явились решающим шагом для создания осенью того же года первого в стране государственного Московского театра оперетты. Премьера спектакля в театре состоялась в декабре 1927 года.

В 1962 году по мотивам оперетты на Ленинградском телевидении режиссёром В. Васильевым снят одноимённый телефильм.

Действующие лица

• Иван Самсонович Бокастов — трактирщик
• Аграфена Саввишна — его жена
• Куприянович — повар
• Филат Игнатьевич Штобышов — гробовщик
• Дьякон
• Ефим Исаевич — извозчик
• Роман Казимирович Гусь-Плешковский — маркёр
• Жундриков — преддомкома
• Служка
• Мадам Пендрик
• Фрося
• Глаша
• Подмастерье в лавке гробовщика
• Фининспектор

Сюжет

Действие оперетты происходит в годы НЭПа. Умер трактирщик. Его ещё не успели похоронить, а к молодой трактирщице Аграфене Саввишне уже начали свататься женихи. Их пятеро: дьякон, извозчик, повар, гробовщик и биллиардный маркёр. Каждого из них не слишком волнует личность самой Аграфены — все они пылают жаркой страстью к её доходному питейному заведению. Роль «весёлой вдовы» пришлась по нраву молодой трактирщице. Она сразу же даёт «от ворот поворот» повару, дьякону и извозчику, оставив надежду лишь у двух остальных претендентов на её руку, сердце и трактирное заведение. Аграфену очень мало привлекает самоуверенный и нахальный гробовщик. Но он — хозяин доходного предприятия, гробовой мастерской под названием «Век живи». И расчётливая трактирщица мечтает, обвенчавшись с гробовщиком, создать «трактирно-гробовой трест». Второй кандидат в мужья — биллиардный маркёр Роман Казимирович Гусь-Плешковский. У него нет ни гроша за душой, но его эффектная внешность и «аристократические» манеры пленяют молодую трактирщицу. Искренне восхищаясь маркёром, Аграфена восторженно восклицает:
— Породистый! Будь кобель или жеребец, так цены бы человеку не было!
Чувство в конечном счёте побеждает разум, и Аграфена всё-таки дает своё согласие на брак с маркёром. Пышно празднуется свадьба. Произносятся торжественные речи. Трио гармонистов играет разухабистый фокстрот, гости веселятся... И вдруг происходит нечто неожиданное — в разгар свадьбы в комнату врывается не кто иной, как сам трактирщик в покойницком одеянии. Оказывается, он вовсе не умер, а просто заснул летаргическим сном, и звуки свадебного веселья его разбудили. Женихи, только что пылавшие безумной страстью к Аграфене, теряют к ней всякий интерес: ведь она больше не владелица доходного заведения!

Литература

• Савранский В. С. Знаете ли вы оперетту? 150 вопросов и ответов. — М.: Советский композитор, 1985. — С. 8, 22. — 72 с.
• Ярон Г. М. [sunny-genre.narod.ru/books/olzj/contents.html О любимом жанре]. — М.: Искусство, 1960. — С. 153—155. — 270 с.
• Скороходов Г. А. [www.modernlib.ru/books/skorohodov_gleb/leonid_utesov_druzya_i_vragi/read/ Леонид Утесов. Друзья и враги]. — М.: АСТ, 2007. — 352 с. — ISBN 978-5-17-044688-9.

Ссылки

• Свердловский государственный академический театр музыкальной комедии — [www.aveclassics.net/news/2011-07-04-810 описание спектакля].
• Рижский русский театр имени Михаила Чехова — [www.freecity.lv/kultura/2030/ постановка оперетты].

Отрывок, характеризующий Женихи (оперетта)

Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.