Жерар, Шарль Фредерик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шарль Фредерик Жерар
Charles Frédéric Gerhardt
Научная сфера:

Химия

Научный руководитель:

Юстус Либих

Шарль Фредерик Жерар (фр. Charles Frédéric Gerhardt; 21 августа 1816, Страсбург — 19 августа 1856, там же) — эльзасский химик, член-корреспондент Академии наук в Париже (1856).





Биография

Первоначальное воспитание получил в протестантской семинарии родного города, в пятнадцать лет поступил в Политехническое училище в Карлсруэ; именно там он приобрел любовь к химии. Отец Жерара владел вблизи Страсбурга химическим заводом; Шарль Жерар, по окончании курса в 1832, должен был отправиться в Лейпциг для изучения экономических наук.

Однако склонность к химии заставила его посещать лекции и лабораторию профессора Эрдмана, и здесь окончательно определилось направление его будущей деятельности. В то же время, прежде чем попасть на избранную дорогу, Жерар был принужден вынести тяжёлую борьбу с отцовской волей. В 1835 Жерар убежал из отцовского дома и поступил в уланский полк в Гагенау; здесь свободное время он посвящал химии, но скоро откупился от службы и уехал в Гиссен. Сюда его привлекала слава Юстуса Либиха, под руководством которого в течение трёх лет он с большим успехом занимался химией.

Сдав университетский экзамен, Жерар поехал в Париж, не располагая почти никакими денежными средствами. В Париже Жерара приняли очень хорошо Тенар и Дюма. Давая уроки химии и переводя сочинения Либиха, Жерар перебивался некоторое время, посвящая свои главные силы химическим исследованиям. Его убедили, для улучшения его материального положения, приобрести степень доктора. В 1841, двадцати четырёх лет от роду, Жерар получил кафедру химии в Монпелье, где оставался профессором в течение восьми лет.

В 1844, за несколько месяцев до его женитьбы, последовало примирение с отцом. В это же время Жерар написал «Précis de Chimie organique», одно из главных сочинений, заключающее основные идеи его учения. Химия в эпоху Жерара развивалась с изумительной быстротой, но успехи её были лишь фактические.

Приступая к изложению химии с кафедры, Жерар встретился, так сказать, лицом к лицу с дуалистической системой, которая, хотя и расшатанная усилиями Дюма, служила в то время основой для преподавания химии. Жерар выдвинул своё унитарное учение, в котором он рассматривал всякое химическое соединение как некоторое стройное целое, подчиненное законам замещения (металепсии).

Желая классифицировать многочисленные органические соединения, Жерар в 1842 высказал следующий принцип классификации: органические соединения должны быть распределены на группы, «связь между членами которых должна быть такова, чтобы можно было при помощи состава химических функций и превращений какого-нибудь отдельного индивида данной группы предвидеть состав и превращения всякого другого вещества, входящего в ту же группу». Этот принцип позволил его автору расположить органические соединения в виде особой лестницы, верхними ступенями которой являются сложнейшие органические тела, нижними — вода и углекислота.

Используя известные реактивы, химик может просматривать эту лестницу во всех направлениях и устанавливать таким образом связь между различными соединениями. Эта échelle de combustion привела к понятию о гомологах и о химических рядах. О взглядах Жерара на задачи и пределы химических исследований, свидетельствуют следующие слова: «химия занимается изменениями вещества; её внимание сосредоточено на превращениях, в этом её основный характер. Она исследует происхождение тел; она отмечает их прошедшее и указывает будущее; она следит за веществом в его различных фазах до его возвращения в первоначальное состояние, я не говорю до его конца, потому что конца у него нет. Вещество не разрушаемо, оно только видоизменяется» («Introduction à la chimie unitaire»).

Новые идеи должны были найти новый способ своего отображения, поэтому Жерар стал творцом новой химической номенклатуры, новых химических формул, отвергнутых большинством современных Жерару химиков, но получивших впоследствии самое широкое распространение. Работы Жерара над замещениями, радикалами, анилидами, органическими щелочами, альдегидами и прочее всегда подтверждали его взгляды.

Изложению этих взглядов, отражению яростных нападок на них со стороны химиков школы Берцелиуса была посвящена эта первая фаза научной жизни Жерара. В 1848 Жерар уехал в отпуск в Париж, но в Монпелье уже не вернулся, подав в отставку. Тесная рамка университетского курса не позволяла ему разрабатывать высшие вопросы химии, а недостаточность лабораторных средств в Монпелье не позволяла проверять и утверждать унитарную теорию новыми фактами. Приехав в Париж он обнародовал своё учение в сочинении «Introduction à l'étude de la chimie par le système unitaire».

В 1851 Жерар вместе с Лораном основал частную лабораторию, куда стекались многочисленные ученики. Этой лабораторией Жерар заведовал в течение 4 лет. За это время Жерар написал большую часть «Traité de chimie organique», предназначая её для конкурса на ежегодную премию Жекера в 10000 франков за сочинение, наиболее способствовавшее прогрессу органической химии. Но время признания идей Жерара не настало, и книга не получила премию; крушение совершенно законных надежд принесло много огорчения Жерару и способствовало его преждевременной смерти.

«Traité de chimie organique» есть résumé всей научной деятельности Жерар; она содержит учение, ещё более плодотворное, чем изложенное в « Précis…»; во вторую, более короткую часть своей учёной жизни Жерар углубил и подтвердил фактами унитарное учение. Одним из лучших открытий в области химии этого времени было открытие Жераром кислотных ангидридов. Результатом этого открытия стала теория химических типов. Жерар соединил в ней работы Бадримона, Дюма, Лорана, Стерри Гента и Александра Уильямсона[1] со своими и вывел стройную теорию. Все многочисленные химические соединения Жерар свел к четырём основным типам по водороду, хлористо-водородной кислоте, воде и аммиаку.

Эта теория дала ещё более широкое основание для рациональной классификации химических соединений, чем изложенная ранее теория гомологических групп; она привела к так называемым рациональным формулам и, по введении типа по метану (болотному газу), стала основанием структурной теории, охватывавшей всю органическую химию до появления стереохимических воззрений. Идеи Жерара произвели плодотворную революцию в области химии и были причиной её быстрого и пышного расцвета.

Жераром впервые была синтезирована ацетилсалициловая кислота (разг. аспирин) в 1853 году.

Необходимо упомянуть ещё о двух руководствах по химическому анализу (качественном и количественном), написанных Жераром вместе с Шанселем — они были широко распространены. Неустанный труд, борьба за идеи, сопровождаемая неизбежно волнениями, кажущийся неуспех на излюбленном жизненном поприще, всё это оказало своё губительное действие на организм Жерара.

Позднее признание, запоздалые отличия и награды едва успели скрасить конец жизни Жерара. В 1855 он вернулся на житье в родной Страсбург, получив, благодаря Дюма, двойную профессуру в университете и фармацевтической школе. Вскоре после избрания в члены лондонского Королевского общества. Жерар был избран в апреле 1856 членом-корреспондентом французского Института.

В августе того же года его уже не стало. Он умер в сорок лет, оставив вдову с тремя детьми почти без средств. Тенар, «который знал, что свет не интересуется бедными научными работниками и что общественная благотворительность их не знает» (Eloge de Thénard, par Dubois), основал «Société de secours des amis der sciences», первым шагом работы которого было назначение m-me Жерар пенсии в 3000 франков. После смерти Жерара Французская академия номинально (nominativement) присудила ему награду Жекера (Jecker).

Напишите отзыв о статье "Жерар, Шарль Фредерик"

Примечания

Литература

  • Фаерштейн М.Г. [chemlib.ru/books/item/f00/s00/z0000003/index.shtml Шарль Жерар]. — М.: Наука, 1968. — 163 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Жерар, Шарль Фредерик

Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.