Жермена де Фуа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жермена де Фуа

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Жермена де Фуа, королева-консорт Арагона, Майорки, Валенсии, Сицилии и Неаполя, графиня Барселонская</td></tr>

*
 
 
Военная служба
Звание:

Жермена де Фуа (14881538) — внучатая племянница и вторая жена арагонского короля Фердинанда II Католика. Отец — Жан де Фуа, граф д’Этамп, виконт Нарбоннский; мать — Мария Орлеанская, сестра Людовика XII. Брат — Гастон де Фуа, герцог де Немур, известный французский полководец. Двоюродная сестра — Анна Бретонская, жена двух французских королей.



Наваррское наследство

После смерти Карла Вианского в 1461 году его младший брат, Фердинанд Католик, не оставлял надежд на присоединение к своим владениям Наварры, отошедшей вместе с рукой его сестры Элеоноры в дом Фуа. В 1483 году юный Франциск Феб де Фуа был отравлен, и его дядя Жан де Фуа объявил себя наследником наваррской короны. В стране вспыхнула гражданская война.

Фердинанд Католик после смерти своей жены Изабеллы (в 1504 году) решил воспользоваться распрей и договорился с французским королём о браке с Жерменой де Фуа, которая королю Франции приходилась родной племянницей, а Фердинанду — внучатой (он был братом её бабушки). По условиям договора, заключённого в Блуа, в случае рождения у Жермены наследника мужского пола французский король уступал ему свои (достаточно призрачные) права на Неаполь и Иерусалим[1]. Брачный контракт был оформлен в замке Блуа 19 октября 1505 года.

Фердинанд очень надеялся на рождение наследника и регулярно прибегал к любовным зельям, однако единственный сын Жермены, Хуан Жиронский, умер через несколько часов после рождения. Если бы этого не произошло, Хуан как наследник мужского пола унаследовал бы арагонскую корону, которую Фердинанд не желал уступать нелюбимому зятю Филиппу Красивому. В этом случае удалось бы избежать объединения Кастилии и Арагона в единое Испанское королевство[2].

В 1512 году, клеветой добившись отлучения наваррского короля Иоанна от церкви и прикрываясь правами Жермены на наследование Наварры, Фердинанд аннексировал часть Наварры, расположенную южнее Пиренеев. Парадокс состоял в том, что права Жермены были мотивированы именно невозможностью наследования наваррской короны по женской линии (салический закон).

Второй и третий браки

После смерти Фердинанда в Испанию прибыл новый король — его 17-летний внук Карлос. В честь своей 29-летней «бабушки», Жермены де Фуа, он устроил турниры и ристания. Современники отмечают, что двое хорошо поладили друг с другом. Когда у Жермены родилась дочь Изабелла, пошли слухи, что её отец — юный король[3][4].

Во избежание скандала Карлос поспешил приискать вдовствующей королеве мужа. Выбор пал на маркграфа Иоганна Бранденбург-Ансбахского. После заключения брака (июнь 1519 года) новобрачные переехали из Барселоны в Валенсию в качестве наместников земель Валенсийской короны. Там Жермена жестоко подавила Братское восстание каталонцев; её рукой подписаны десятки смертных приговоров.

После смерти мужа в 1525 году Жермена вступила в третий (также бездетный) брак с герцогом Калабрийским — старшим сыном неаполитанского короля Федериго, которого в своё время сместил с престола Фердинанд Католик.

Напишите отзыв о статье "Жермена де Фуа"

Примечания

  1. Frederic J. Baumgartner. Louis XII. Palgrave Macmillan, 1994. Page 146.
  2. Terence Alan Morris. Europe and England in the 16th century. Routledge, 1998. Page 115.
  3. Wim Blockmans. Carlos V: la utopía del imperio. Madrid: Alianza Editorial, 2000. Page 150.
  4. Manuel Fernández Álvarez. Carlos V, el César y el hombre. Madrid: Espasa Editorial, 1999. Page 591.

Отрывок, характеризующий Жермена де Фуа

В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.