Жерне, Луи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луи Жерне
фр. Louis Gernet
Учёная степень:

доктор словесности

Учёное звание:

профессор

Луи Жерне (фр. Louis Gernet; 28.11.1882, Париж — 29.01.1962, там же) — французский филолог и социолог, эллинист-междисциплинарник. Проф. Алжирского ун-та (1920-48).

Сформировался под влиянием школы социолога Эмиля Дюркгейма.

С 1902 года учился в парижской Высшей педагогической школе, получил степени лиценциата права и агреже.

В 1907—1914 гг. в Фонде Тьера, где сотрудничал с М. Гранэ и Марком Блоком.

В 1917 году получил докторскую степень в словесности.

С 1917 года преподавал древнегреческий язык в Алжирском университете, где в 1920-48 гг. был профессором.

Был связан с Марком Блоком и часто публиковался в журнале «Анналы»[1].

В 1949-61 гг. редактор журнала «L’année Sociologique».

Создатель научной школы, к которой причисляются Жан-Пьер Вернан, Пьер Видаль-Накэ, Марсель Детьенн, Николь Лоро, Франсуа де Полиньяк, Поль Вен и другие[2].

При жизни был малоизвестен[3]. Этому способствовала его изоляция в Алжире, где он работал, а также замалчивание его работ представителями господствовавшей тогда университетской эллинистики[4]. Значение его трудов было признано впоследствии, в немалой степени благодаря его ученикам, среди которых особо выделяется Ж.-П. Вернан[1]. Спустя два года после смерти учителя, в 1964 году Вернан основал названный именем Луи Жерне исследовательский центр фр. Centre Louis Gernet (ныне фр. Centre ANHIMA (Anthropologie et histoire des mondes antiques)) при Высшей школе социальных наук в Париже.

«Видным специалистом по Древней Греции» указывает Л. Жерне отечественный проф. И. Е. Суриков[2].

К своим эллинистическим исследованиям он подходил с позиций междисциплинарности, соединяя в них филологию, юриспруденцию, социальную и экономическую историю, а также историю религии. Его «Разыскания о развитии юридической и этической мысли в Древней Греции» называют культовой книгой, на которой воспитывались целые поколения интеллектуалов[5]. Его последняя книга «Антропология Древней Греции», представляющая собой сборник его статей, была подготовлена к печати уже после его смерти Ж.-П. Вернаном.



Книги

  • «Разыскания о развитии юридической и этической мысли в Древней Греции» «Recherches sur le développement de la pensée juridique et morale en Grèce» (его докторские тезисы; 1917, переизд. 2001)
  • «Греческий гений в религии» («Le Genie grec dans la religion», 1932, в соавт. с Андре Буланже; переизд. 1970)
  • «Антропология Древней Греции» («Anthropologie de la Grece antique»; сб. статей; Париж, 1968; 2-е изд. 1982)

Напишите отзыв о статье "Жерне, Луи"

Примечания

  1. 1 2 [www.seminariodehistoria.ufop.br/ocs/index.php/snhh/2010/paper/view/75 A “história das palavras” de Louis Gernet]
  2. 1 2 Суриков И. Е. Геродот (в сер. «Жизнь замечательных людей»). — М.: Молодая гвардия, 2009. — 444 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-235-03226-2.
  3. [newrepublic.com/article/77364/the-oldest-dead-white-european-males The Oldest Dead White European Males | New Republic]
  4. [studopedia.su/15_19442_troe-iz-fonda-tera.html Трое из Фонда Тьера]
  5. [www.albin-michel.fr/Recherches-sur-le-developpement-de-la-pensee-juridique-et-morale-en-Grece-EAN=9782226125842 Livre: Recherches sur le développement de la pensée juridique et morale en Grèce - Louis Gernet - Albin Michel]

Ссылки

  • [www.treccani.it/enciclopedia/louis-gernet/]

Отрывок, характеризующий Жерне, Луи

– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.