Жет
Коммуна
Показать/скрыть карты
|
Жет (фр. Jette [ˈʒɛt]), или Е́тте (нидерл. Jette [ˈjɛtə]) — одна из девятнадцати коммун, образующих в совокупности Брюссельский столичный регион. Жет расположен в северо-западной части брюссельской агломерации. Население коммуны — 43,5 тыс. человек.)
Жет граничит со следующими коммунами (по часовой стрелке): Город Брюссель, Моленбеек-Сен-Жан, Кукельберг, Гансхорен, Ассе и Веммел (последние две коммуны — не брюссельские, а фламандские).
В Жете расположен кампус медицинского факультета нидерландскоязычного Свободного университета Брюсселя.
Достопримечательности
- Ратуша, построенная в начале XX века
- Старая кузница, которая действовала до 1960 года (улица Wemmelsesteenweg, 306)
- Здание железнодорожной станции, построенное в 1892 году
- Дворец аббата (XVIII век), единственная сохранившаяся часть Дигемского аббатства
- Неоготическая церковь Св. Петра, построенная в 1877—1880 годах
Музеи
- Музей во вдорце аббата
- Музей Рене Магритта, расположенный в доме, где он жил
- Музей «Ателье 340» [www.atelier340muzeum.be/index_swf.html], независимый музей современного искусства
Транспорт
В Жете есть действующая железнодорожная станция, обслуживающая две линии: линию 50 Брюссель-Гент и линию 60 Жет-Дендермонде.
Жет имеет одну станцию метро — Бельжика. Фактически она расположена на границе Жета и Моленбек-Сен-Жана.
| ||||||||
Напишите отзыв о статье "Жет"
Отрывок, характеризующий Жет
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
