Жетес би

Жетес би (род Жакаим/Шекты) (1828—1914) родился в Аральском районе, был известен среди казахов побережья Сыр-Дарьи, Каракалпакии, Оренбурга как справедливый и умный судья. Пользовался большой популярностью среди народа. Сохранились документальные свидетельства работы Жетес би. Сведения о Жетес би содержатся в книге Салгарина «Комбе», в «Казақ Шежіресi» Толыбекова, в книге «Ел ауызынан». Жетес би (би на каз.яз — судья) известен также своими остроумными высказываниями. Сборники с высказываниями Жетес би пережили несколько изданий.

Детство

Детство Жетеса прошло среди песков Приаралья. С самых малых лет будущий Би разрешал всякие межплеменные и межродовые споры. В то время у казахов не было института судейства и роль народных судей была очень высока. Это приносило неплохой доход семье мальчика и его фактически освободили от домашних хозяйственных обязанностей.

Споры

Умение быть адекватным и справедливым являлось очень важным искусством и качеством человека. Ведь фактически в степи не было определенных прописанных законов. Поэтому судьям приходилось быть по-настоящему талантливыми и искусными в желании удовлетворить обе стороны. Жетес би руководствовался т. н. степной конституцией «Жеты Жаргы». В искусстве разрешения конфликтов и споров Жетес би превзошел многих своих предшестников. Слава о мудром би донеслась до всех уголков казахской степи. Несмотря на большие расстояния к Жетесу приезжали люди из-под Оренбурга, Астрахани,Сары-арки,Туркестана и Хивы.

Память о Жетесе

В городе Аральск Кызылординской области есть улица имени Жетес би. Также улицы, посвященные знаменитому острослову есть в таких городах как Актобе, Кызылорда и т. д. В Кызылординской области существует сельский округ имени Жетес бийский сельский округ.

Ссылки

1. «Комбе». Салгарин.

2. «Казақ Шежіресi». Толыбеков

3. «Ел ауызынан».

4. Казахская энциклопедия. 1987 г.с.89.

5. [www.alimuly.kz Сайт рода Алимулы/Шекты]

Отрывок, характеризующий Жетес би

– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.