Живи быстро, умри молодым

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
«Живи быстро, умри молодым» (англ. Live fast, die young) — неофициальный лозунг части представителей рок-н-ролл и панк субкультуры[1]. Теория, по которой следует прожить яркую, насыщенную событиями, но короткую жизнь и умереть молодым[2][3].

Фраза «Live fast, die young», вместе с лозунгом «Sex, drugs and rock and roll» стали девизом части поколения 50-х — 60-х годов XX века и являются олицетворением жизни многих рок-кумиров, актёров, представителей богемы, таких как Дженис Джоплин, Джим Моррисон, Джими Хендрикс, Джеймс Дин, Сид Вишес, Курт Кобейн, Эми Уайнхаус, а также членов «Клуба 27», придерживавшихся этого стиля жизни.





Происхождение

В массовой культуре фраза впервые встречается в конце 40-х годов. Она была произнесена героем нуар-фильма «Стучись в любую дверь» (англ. Knock on Any Door) (1949), малолетним преступником Ником Романо в исполнении Джона Дерека (англ. John Derek) и в оригинале звучит так: «Live fast, die young, leave a good-looking corpse»[4] — «Живи быстро, умри молодым, оставь красивый труп».

Вариации

Так как фраза стала культовой, она и её варианты часто используются в массовой культуре в качестве названия фильмов, песен, альбомов и пр.

См. также

Напишите отзыв о статье "Живи быстро, умри молодым"

Примечания

  1. Т.Б. Щепанская. Система. Тексты и традиции субкультуры. — Москва: Объединенное гуманитарное издательство (О.Г.И.), 2004. — С. 41. — ISBN 5-94282-108-9.
  2. Альтернативная культура. Энциклопедия. — Москва: Ультра. Культура, 2005. — С. 164. — ISBN 5-9681-0028-1.
  3. [archive.is/20120803172413/www.izvestia.ru/prival/article3105927/ Двигатель рок-музыки — внутреннее сгорание?]
  4. [www.imdb.com/title/tt0041555/quotes Knock on Any Door (1949) — Memorable quotes]

Отрывок, характеризующий Живи быстро, умри молодым

– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…