Живописная Россия (издание)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Живописная Россия
Оформление обложки издания
Жанр:	Популярное описание регионов Российской империи
Страна:	Россия Россия
Язык оригинала:	Русский
Издательство:	Товарищество М. О. Вольфа
Даты публикации:	1881—1901

«Живописная Россия» (полное название «Живописная Россия: Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении») — 19-томное издание, подготовленное товариществом М. О. Вольф в 70-х годах XIX века (издано в 1881—1901 гг.). Одно из самых дорогих изданий в истории российского книгопечатания. Сегодня является библиографической редкостью (в начале ХХI века была предпринята попытка репринта ЖР).

Издание состоит из 19 книг общим объёмом в 6984 страниц и содержит 220 отдельных очерков, написанных 93 писателями и иллюстрированных 3815 рисунками. Всего в подготовке издания участвовало 423 человека.

История издания

Замысел издания

Идея издания большого сочинения, заключающего в себя подробное, всестороннее художественно-научное описание Российской империи и народов её населяющих, появилась у М. О. Вольфа давно. Но, ввиду огромного риска значительных затрат и трудности поиска подходящих для осуществления самой идеи писателей, ученых, художников, он долго не решался приступить к реализации задуманного.

Ядром или ячейкой «Живописной России» явилось задуманное еще в начале издательской деятельности, в 1856 году, иллюстрированное описание Польши, под редакцией известного польского писателя Ю. Крашевского, но по политическим причинам не осуществленное.

Помимо журналов, М. О. Вольф издавал выпусками, по подписке, большие иллюстрированные и научные издания. Такого рода изданием была и «Живописная Россия — Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении» под редакцией Петра Петровича Семёнова (впоследствии: Семёнова-Тян-Шанского), вице-председателя Императорского Русского Географического Общества, сенатора, впоследствии члена Государственного совета. К участию в этом издании были приглашены лучшие научные и литературные силы.

Подготовка издания

Для того чтобы изучить и описать такую обширную и разнообразную по своему составу страну, как Россия, пришлось привлечь целые десятки знатоков отдельных местностей, знатоков той или иной стороны народной русской жизни, все лучшие литературные, ученые и художественные силы. Помимо этого, приходилось даже специально отправлять людей для изучения некоторых местностей России. Пришлось также пересмотреть все иллюстрированные издания, все исторические, статистические, экономические и этнографические статьи, путешествия русских людей и иностранцев, собрать со всех концов России фотографические и художественные альбомы и коллекции, находившиеся в правительственных учреждениях и во владении частных лиц. Для выполнения этих первых, предварительных работ был приглашен известный публицист, сотрудник «Голоса» и составитель «Истории всемирной литературы», В. Р. Зотов, который и составил по личным указаниям М. О. Вольфа, первый план издания. Эти предварительные работы заняли около двух лет, причем на помощь В. Р. Зотову было выделено несколько молодых сотрудников. Редакторскую работу принял на себя сенатор П. П. Семёнов, вице-председатель Императорского Русского Географического Общества, директор статистического департамента Министерства внутренних дел, впоследствии член Государственного совета, известный своими трудами. Можно смело сказать, что в то время никто в России не мог бы лучше его оказать содействие в осуществлении идеи «Живописной России» и её воплощению в виде обширного, правильно сгруппированного труда. Приступая к составлению программы издания, редактор вполне согласился с издателем, что не следует допускать в «Живописной России» никаких перепечаток или статей беллетристического содержания, и что нужно вносить в состав только то, что имеет значение серьёзного, самостоятельного вклада. Все это требовало, в свою очередь, долгих и сложных переговоров со знатоками дела и предварительных работ небывалых размеров, вызывая материальные затраты, которые не всегда под силу даже самым крупным из иностранных издателей. После просмотра всего собранного «сырого» материала, П. П. Семёновым для сотрудников была составлена подробная программа издания. Но, хотя в этой программе (отпечатанной отдельной брошюрой и разосланной всем русским писателям и ученым, занимающихся изучением России) предусмотрено было все, даже приблизительный размер каждой статьи, наименованы рисунки и прочее, издатель в своем обращении к сотрудникам заявил, что программа не должна стеснять авторов, знающих избранный ими для очерка предмет; она должна представить лишь канву и важна для общих соображений будущих сотрудников. Это свидетельство о серьёзном и добросовестном отношении к делу встретило общее одобрение среди писателей. На приглашение к участию в «Живописной России» откликнулись лучшие литературные и научные силы. На состоявшемся первом редакционном заседании у издателя М. О. Вольфа, собрались, во главе с П. П. Семёновым, почти все будущие сотрудники из числа намеченных редактором и проживающих в Петербурге. Кроме того, в качестве почетных гостей присутствовали: И. А. Гончаров, Н. С. Лесков, Я. П. Полонский, Д. В. Григорович и др., советы и указания которых тем более имели ценность, что цель издания состояла в том, чтобы дать не сухой научный материал, а «…ряд верных, художественных, понятных каждому картин жизни нашего отечества настоящей и прошлой».

На этом редакционном заседании программа, выработанная П. П. Семёновым была одобрена, одобрен был также и намеченный список сотрудников, в котором рядом с известными литературными и научными деятелями фигурировали талантливые молодые авторы. Было также решено разослать программу всем, кто мог бы оказать содействие при издании первого такого обширного сочинения, не имевшего в России аналога. Материал, состоящий из картин, рисунков, фотографий и т. п. с изображением городов, живописных или чем-либо замечательных местностей, достопримечательных зданий и памятников, местных народных типов, сцен, костюмов, обычаев и т. д., редакция просила предоставить в её распоряжение на некоторое время, для того чтобы она могла выбрать то, что нужно для издания. Обращение это, однако, не имело значительного успеха: присланные материалы лишь незначительно дополнили уже собранный материал.

Как раз к празднованию двадцатипятилетнего юбилея издательской деятельности М. О. Вольфа, 1 октября 1878 года (ст. стиль), было выпущено первое иллюстрированное объявление о «Живописной России», украшенное оригинальными рисунками Н. Н. Каразина, И. С. Попова, Г. С. Седова и др. Объявление гласило: «С пером и карандашом в руке мы посетим города и села, дворцы столицы и беднейшие хижины забытых поселков, заглянем в бревенчатый, смолистый сруб избы великоросса, в белую хату украинца, в кошемную кибитку кочевника, в чум из тюленьих шкур бродячего северного инородца, поклонимся храмам и монастырям, остановимся перед памятниками седой древности, вспоминая о событиях давно минувших. Перенесемся с читателем глухие леса, перевалим за высокие горные кряжи, дохнем привольным, ароматным воздухом широких степей, влажным туманом рек и озер. И зиму, и лето, и осень, и весну встретим и проведем на русских дорогах и занесем на страницы нашего издания все, что увидим и услышим, — занесем, не мудрствуя лукаво, но руководимые одной только правдой, все то, что дорого и свято каждого русского или, вернее, каждого обитателя нашего разноплеменного отечества».

В заключении указывалось, что это издание, «предпринимаемое М. О. Вольфом в начале второго двадцатипятилетия его издательской деятельности, по своему внутреннему характеру представляет все данные, способные вызвать к нему самое горячее сочувствие публики: предмет — дорогой для каждого русского, любящего и желающего основательно изучить своё отечество; литературная и ученая обработка его — первоклассными и любимейшими нашими писателями; редакция его — одним из известнейших специалистов-ученых; рисунки — лучших художников». Издатель от себя прибавил, что «…только сильная поддержка со стороны публики может вознаградить те громадные затраты, которые уже сделаны или имеют быть произведены для этого издания, и тем дозволит издателю и на будущее время быть верным своей задаче — обогащать русскую литературу большими, много труда и издержек, требующими изданиями».

Первоначально предполагалось издать «Живописную Россию» в 4-х книгах, но при обзоре собранного материала и после первых переговоров с сотрудниками, приглашенными к участию в издании, редакция и издатель убедились в том, что для того, чтобы вместить описание необъятного пространства России в четырех книгах, пришлось бы многое исключить, многое сократить. В виду этого решено было изменить и расширить первоначально предполагавшиеся размеры, и, вместо четырех книг, издать «Живописную Россию» в 12-ти книгах, заключающих в себе каждая от 20-ти до 60-ти печатных листов текста, не считая отдельных картин, причем каждая книга должна была заключать в себе систематическое описание одного из больших районов России. Но и 12-ти книг оказалось мало и их число было увеличено до 19-ти.

Согласно программе, содержание «Живописной России» намечено было следующее:

• I «Крайний Север и Озерная область с Петербургом»,
• II «Финляндия и Прибалтийский край»,
• III «Литовские и Белорусские губернии»,
• IV «Царство Польское»,
• V «Малороссия по правую и левую сторону Днепра и Новороссия»,
• VI «Москва и губернии Московской или Верхневолжской промышленной области»,
• VII «Внутренняя не степная область и юго-восточная Донско-Каспийская степная область»,
• VIII «Нижне-Волжская и Уральская области»,
• IX «Кавказ»,
• X «Туркестан и Киргизские степи»,
• XI «Западная Сибирь»,
• XII «Восточная Сибирь, Амурский и Приморский края».

Первые тома

В марте 1879 года появились первые два выпуска «Живописной России», в формате и объеме, значительно большем, чем предполагалось ранее. Выпуски эти посвящены были описанию крайнего Севера. В них были помещены очерки С. В. Максимова, В. И. Немировича-Данченко и В. Н. Майнова. Первая книга заключала в себе также предисловие издателя и основателя издания — М. О. Вольфа. «Отлагая в сторону всякие другие работы, отказываясь от весьма выгодных предложений, мы, — писал М. О. Вольф, — исключительно предались „Живописной России“ и решились все сделать для осуществления этого предприятия на основании широко задуманной, но строго обработанной программы». Издатель не пожалел на это ни труда, ни материальных средств. «Для „Живописной России“ потребовалось завести и поддерживать несколько лет кряду отношения с массой литературных и ученых деятелей — и мы создали целый архив „Живописной России“. Для „Живописной России“ потребовалось перерыть массу литературы, ученого и художественного материала и создать всестороннюю библиографию предмета — мы направили талантливых и опытных деятелей в библиотеки, архивы, музеи и при посредстве их перерыли все, что было писано о России, все, что где-либо и когда-либо было занесено в альбом русским или иностранным художником. Для „Живописной России“ потребовались особые машины в нашей типографии — мы их выписали и поставили» М. О. Вольф. Первые отпечатанные книги «Живописной России», а именно: весь Север, Литва, Белоруссия, Царство Польское, Кавказ и Западная Сибирь, вышли под непосредственным руководством П. П. Семёнова, причем в некоторых из этих книг им же были написаны специальные статистические и географические обзоры данной области. Заведование редакцией было сосредоточено в руках М. О. Вольфа, при редакционном участии сначала В. Н. Майнова, затем П. Н. Полевого; Описание же Москвы и Московской области, Кавказа, Восточной Сибири, Туркестана, Малороссии и Новороссии вшли при участии в редакционных трудах М. Л. Песковского. После смерти М. О. Вольфа, в 1883 году, главное руководство изданием перешло к А. М. Вольфу, а с 1898 года — к Л. М. Вольфу. Обязанности секретаря по изданию «Живописной России» с самого её основания и до окончания исполнял С. Ф. Либрович.

Первые отзывы

Печать и критика, за небольшим исключением, встретили новое издание сочувственно, хотя не в той степени, как можно было ожидать. «В России еще не было такого частного издания ни по своим задачам, ни по размеру, ни по своей роскошной внешности, — писали „Новости“, „Живописная Россия“ представляет собой не только художественное изображение всей России во всем её историческом, этнографическом и культурном разнообразии, но и замечательный памятник типографского и ксилографического искусства». — «Издание может называться роскошным альбомом, заслуживающим внимания публики» — утверждал «Голос». — «Издание это обещает быть географическо-статистической русской энциклопедией, которая, кроме разнообразия содержания, должно отличаться еще и живостью изложения», — писали «Отголоски». — «Ручательством в серьёзности исполнения задуманного издания, по мнению „Древней и Новой России“, — служит уважаемое имя редактора, нашего выдающегося географа и статистика». С выходом следующих выпусков, закончивших первую часть «Живописной России», число отзывов увеличилось; появились целые критические статьи, из числа которых особенно выделялся отзыв «Дела», в нем были упреки в адрес С. В. Максимова за картинность его слога, а также порицание в том, что и авторы будто бы стараются украсить угрюмую природу крайнего Севера, которая, по словам критика, под пером авторов «Живописной России» выходит гораздо более привлекательной, чем в действительности. Другой, тоже сравнительно резкий отзыв появился в «Отечественных записках». Как первые, так и все следующие книги «Живописной России» вызывали в печати самые противоречивые отзывы: в то время, как в одном органе печати появлялась восторженная похвала, в другом — печаталось порицание, указывались промахи и неизбежные ошибки. Обозревая первые шесть вышедших книг «Живописной России» рецензент «Правительственного Вестника» говорит, что оно «отличаются достаточной полнотой». «Каждому краю, — говорится в рецензии, — посвящено несколько объемистых статей, из которых в каждой он (край) рассматривается специально в одном каком-нибудь отношении, а все вместе взятые статьи представляют уже общую и полную картину. Остается добавить, что внешний вид издания по достоинству рисунков и типографской роскоши вполне соответствует внутреннему содержанию». Рецензент «Российской Библиографии» высказывает надежду, что «Живописная Россия» сделается «…превосходной настольной и полезной книгой во всяком интеллигентном дела». Некоторые части «Живописной России» вызвали ожесточенные нападки по соображениям чисто политическим (описание Литвы и Белоруссии, которое подверглось жестокой критике в статье М. О. Кояловича на страницах Аксаковской «Руси» (№ 13, 1884)).

Финансовые проблемы и пожар

Когда возникло издание «Живописной России» и когда стало известно, что в нем примут участие столь многие выдающиеся литературные и научные силы во главе с П. П. Семёновым, все пророчили этому предприятию громадный успех, хотя и сомневались, в виду больших размеров и обширной программы издания, чтобы оно могло быть доведено до конца. Дело, задуманное издателем, многие признавали патриотическим и соглашались, что издатель имел право взывать к поддержке русского общества для успешного осуществления подобного выдающегося издательского предприятия. Все это давало основание предполагать, что «Живописная Россия» разойдется в огромном количестве экземпляров. Но, хотя количество подписчиков на это издание было с самого начала сравнительно велико, оно не отвечало крупным издательским затратам. Так к 1893 году из затраченного издателями капитала было недовыручено уже 250000 рублей. При таких обстоятельствах окончание издания «Живописной России» являлось невозможным. Поэтому издатели признали необходимым к такому способу сбыта «Живописной России», при котором хотя и теряли в буквальном смысле эти недовырученные деньги на первых уже изданных томах 250000 рублей наличных денег, но получили возможность довести это грандиозное дело до конца. Издатели решили реализовать оставшиеся 65000 томов в виде бесплатного приложения к журналу «Новь» (а впоследствии к журналу «Новый Мир»), с тем расчетом, что найдется достаточное количество (не менее 10000) людей, которые пожелают воспользоваться случаем и получить бесплатно издание, стоящее 300 рублей (впоследствии все 19 книг продавались за 69 рублей). При указанном же количестве подписчиков, издатели, после выдачи имеющихся в наличии 65000 томов, получали возможность начать печатать следующие книги «Живописной России», так как затраты по напечатанию погашались из подписной суммы на журнал. Только благодаря этой исключительной мере оказалось возможным окончить издание «Живописной России».

В ночь на 16 мая 1900 года (ст. стиль) во время пожара на книжных складах тов. М. О. Вольф сгорел почти весь запас уже готовых томов и листов. Печатание вновь сгоревших томов оказалось невозможным, как в силу дороговизны издания, так и в силу условий с большинством сотрудников, предоставлявших свой труд только для одного издания.

Окончательный вариант

Вся «Живописная Россия» состоит из 19 книг, которые включают в себя 880 печатных листов или 6984 страницы. Количество отдельных очерков, из которых каждый посвящён какому-либо описанию или исследованию равняется 220-ти, общее число ученых и писателей, принимавших участие в «Живописной России» с самого её основания — 93, если же прибавить к тому сотрудников редакции, подготавливавших материал, проверявших и заполнявших цифровые данные и пр., то это число достигает 117-ти. Художественная часть «Живописной России» выражается цифрой в 3815 иллюстраций, из которых 400 представляют собой большие картины во всю страницу, гравюры на дереве и цинке, фотоцинкографии с натуры и пр. Общая сумма капитала, затраченного на издание составила 550000 рублей. Кроме перечисленных 117-ти писателей и ученых, принимавших участие в составлении текста, над изданием трудилось 423 человека. Это число распределяется между наборщиками, метранпажами, художниками, граверами, фотографами, бумажными фабрикантами, переплетчиками и пр.

Можно смело сказать, что не было ни одного более или менее крупного ученого того времени, занимавшегося изучением России, который бы не сделал своего вклада в «Живописную Россию». И эти вклады тем ценнее, что они состоят из специально для издания написанных статей, нигде раньше не опубликованных. Многие из помещенных в «Живописной России» очерков были оценены за границей и появились в немецком и французском переводах.

Авторский коллектив

В составлении «Живописной России» принимали участие в качестве авторов отдельных очерков следующие писатели и ученые: Абрамов Я. В., Аверкиев Д.В, Адрианов А. В., Александрович М., Аленицын В. Д., Барановский С., Берте А. П., Боборыкин П. Д., Богров Г. И., Борисов В. М., Буссе Ф., Белозерская Н., Бесин Л. П., Вайберфельд А., Гацисский А. С., Докудовский Д., Дорошкевич Р. С., Дрицов А., Забелин И. Е., Засодимский П. В., Знаменский П. Ф., Зотов В. Р., Иловайский Д. И., Исаев А. А., Каразин Н. Н., Карнович Е. П., Киркор А. Г., Кирпичников А. И., Ключников В. П., Костомаров Н. И., князь Н. А. Костров, Котельников В., Кропоткин А. А., Кочетов Ф. И., Кудрин П., Кулиш П. А., Латкин Н. В., Мережковский К. С., Максимов С. В., Малахов М. В., Марков Е. М., Майнов В. Н., Миллер Ф. Ф., Митте М. Ф., Михневич В. О., Мордовцев Д. Л., Мушкетов И. В., Немирович-Данченко В. И., Новомарьинский Г., Обреимов В. И., Ольхин П. М., Охочинский П. В., Павлов А. А., Павлов Б. П., Песковский М. Л., Познанский И. С., Полевой П. Н., Полторацкая Л. К., Поляков И. С., Потанин Г. Н., Радде Г. И., Радлов В. В., Самоквасов Д. Я., Свободин С. Ф., Семёнов-Тян-Шанский П. П., Скальковский К. А., Старицкий К. С., Стахеев Д. И., Таранов Н., Усов П. С., Хорошкин М. П., Чернов Е., Чуйко В. В., Шубинский С. Н., Ядринцев Н. М.. «Живописная Россия» в окончательном виде представляет собой капитальнейший труд, плод усилий и деятельности многих работников мысли на протяжении трех десятков лет.

Недостатки

«Живописная Россия» опередила своё время по содержанию и размаху издания. Российское общество не готово было принять такое издание в полном объеме по вполне понятным причинам: не было в то время такого количества людей, которые могли купить его, и поэтому оно не имело коммерческого успеха. Проект был грандиозен, но результат оказался не тот, который ожидали издатели. «Живописная Россия» по своему типу издание научно-популярное, по своему объему и художественно-полиграфическому исполнению оно для своего времени не типично: подарочное дорогое многотомное издание, отпечатанное большим тиражом. Такой тираж в конце XIX века был характерен для массовых дешевых изданий. Оформление этого издания с художественной точки зрения безупречно, но в нем есть масса недостатков: изначальная задумка авторов «Живописной России» и в первую очередь её редактора П. П. Семёнова было сделать это издание доступным для значительной части населения, однако по желанию издателя её сделали значительно более роскошной чем предполагалось ранее, что существенно увеличило стоимость книги. В книге отсутствуют алфавитные и тематические указатели (данное упущение П. П. и В. П. Семёновы-Тян-Шанские поздней восполнили в своей «России») — и, т.о., «Издание (…) географическо-статистической русской энциклопедии» в лице ЖР не состоялось.

Главным же недостатком многотомника, по мнению большинства специалистов, является его чрезмерно большой формат, который в значительной степени затрудняет пользование книгой.

Ссылки

• [www.raruss.ru/bind-edition/1835-pittoresque-russia.html Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. Под общей редакцией П. П. Семенова. Т. 1—12 (19-20 книг). Спб.-М., М. О. Вольф, 1881—1901]

Источники

• Букинистическая торговля: Учебник для студентов вузов/ под ред. А. А. Говорова и А. В. Дорошевич.-М.; изд-во МПИ, 1990.
• Белов С. В., Толстяков А. П. Русские издатели конца XIX — начала XX века. — Л.: Наука, 1976.
• Вольф М. О., т-во Петербург. Каталог-перечень изданий т-ва М. О. Вольф 1853—1913, а также книг, приобретенных целыми изданиями или находящихся на главном складе.- СПб.-М., 1914.
• Живописная Россия — отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. Т.1.ч.1. — М. — СПб.:Тов. М. О. Вольф, 1881.
• Живописная Россия — отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. Т.8.ч.1. — М. — СПб.:Тов. М. О. Вольф, 1901.
• Живописная Россия — отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. Т.8.ч.2. — М. — СПб.:Тов. М. О. Вольф, 1901.
• Иллюстрированный каталог книг книгопродавца-издателя М. О. Вольфа. 2000 изящных и полезных книг. — СПб: Вольф, 1882.
• Книговедение: Энциклопедический словарь. — М.: Сов. Энциклопедия, 1981.
• Коломнин П. П. Краткие сведения по типографскому делу. — СПб., 1899.
• Либрович С. Ф. Кабинетная библиотека. Критико-библиографическое руководство при выборе книг по журнальным рецензиям, критикам, отзывам специалистов и т. п. — СПб: Вольф, 1884.
• Либрович С. Ф. На книжном посту. Воспоминания. Записки. Документы.- Пг.-М.: Вольф, 1916.
• Полный каталог изданий тов-ва М. О. Вольф 1853—1905. — СПб.-М., 1905.
• О. Л. Тараканова. Антикварная книга: Учебник для вузов. — М., 1996.

Отрывок, характеризующий Живописная Россия (издание)

– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.