Живые картины

Живые картины (фр. tableaux vivants) — вид пантомимы, композиции, представляемые позирующими людьми в подражание известным художественным произведениям или же воображаемым картинам и скульптурам.

Исполнением живых картин прославилась Эмма Харт (в замужестве — леди Гамильтон). Её способность принимать разные позы, менять выражение лица, оттенять свои живые картины игрой шалей, обнаружил художник Джордж Ромни, натурщицей которого она была. Свои представления-«аттитюды» (то есть позировки), изображающие античные произведения искусства, Эмма проводила в богатых особняках и в аристократических салонах. Гёте, посетивший в 1787 году дом лорда Гамильтона, британского посланника в Неаполитанском королевстве, оставил описание такого представления в своём «Путешествии по Италии»:

Кавалер Гамильтон... заказал ей греческую одежду, которая к ней очень идёт; при этом она распускает свои волосы, берёт несколько шалей и делает целый ряд изменений в позах, жестах, линиях и т. д., так что под конец просто кажется, что грезишь. То, что столько тысяч художников желали бы изобразить, видишь здесь совершенно готовым в движениях и неожиданных изменениях. Она является стоящая, коленопреклонённая, сидящая, лежащая, серьёзная, печальная, насмешливая, страстолюбивая, кающаяся, ласкающая, грозящая, робкая и т. д.; одно сменяется другим, одно вытекает из другого. Она умеет для каждого выражения приноровлять и изменять складки покрывала и делает себе сотни различных головных уборов одними и теми же платками. Старый кавалер светит ей при этом.

— И. В. фон Гёте. «Путешествие по Италии».

В качестве источника для вдохновения Эмма использовала коллекцию античных ваз своего будущего супруга, в том числе — знаменитую Портлендскую вазу. В 1802 году Элизабет Виже-Лебрен, встретив леди Гамильтон в Лондоне, пригласила её к себе чтобы устроить представление для узкого круга знакомых:

Я поставила посреди моей гостиной большую раму, прикрытую справа и слева ширмами. Огромная свеча расточала сильный свет, оставаясь невидимой, и освещала леди Гамильтон, как освещают картину... Леди Гамильтон принимала в этой раме разные позы с удивительной выразительностью... Она переходила от скорби к радости, от радости к ужасу так хорошо и так быстро, что все мы были в восторге.

— Э. Виже-Лебрен. «Воспоминания».

Живые картины отвечали стилевым запросам времени, а потому привлекали разных хореографов и давали толчок новаторским поискам. Историк балета В. М. Красовская предполагает, что главные деятели итальянской хореодрамы, уроженцы Неаполя Гаэтано Джойя и Сальваторе Вигано могли видеть либо выступления леди Гамильтон, либо их изображения: «Во всяком случае, отчётливый жест, скульптурно выдержанная поза, выразительная мимика — словом, все средства воплощения сильной страсти были характерными признаками хореодрамы. Движение там рождалось из выразительной позы и умирало в ней. А значит, опыты Эммы Гамильтон предлагали профессиональной балетной сцене Италии ценный материал для пантомимы».

Мгновенная смена выразительных поз порождала мотив движения, его естественный, свободный посыл. Природа такого, остановленного на лету движения интересовала и живописцев, а благодаря живописи новые пластические опыты проникали в профессиональный театр разных стран. На рубеже XVIII-XIX веков пластические опыты дилетанток так или иначе сказывались в первую очередь в практике балетного театра. Вслед за ними балет обращался к живописи и скульптуре, разнообразя как сюжеты, так и свои выразительные средства.

Опыты живых картин влияли и собственно на танец: так, танцующие фигуры и группы с шалями часто встречаются на эскизах сотрудника Вигано, театрального художника Алессандро Санквирико.

В 1794 году художник Фридрих Регберг, запечатлевший многочисленные позировки леди Гамильтон в неоклассическом стиле, опубликовал альбом из 12 гравюр по своим рисункам, выполненных Томасом Пироли (англ. Thomas Piroli). В 1807 году художник Джеймс Джилрей издал расширенный альбом карикатур по мотивам этих рисунков.

Во времена французской революции в Париже стали популярны групповые живые картины на сюжеты из античной истории. В отличие от импровизаций Эммы Гамильтон они были статуарными — каждое «полотно» демонстрировалось некоторое время, затем занавес закрывался и позировки участников изменялись для следующей картины. Постановщиками таких представлений были госпожа Жанлис и художники Жак Луи Давид и Жан-Батист Изабе.

В 1817 году в Париж приехала немецкая актриса Генриетта Гендель-Шютц. Она давала свои представления в театре «Одеон» а также на специально оборудованной частной сцене. Описание её выступления оставил драматург Теофиль Дюмерсан:

перед «обществом, состоявшим из первоклассных учёных и художников... одетая в лёгкую тунику и окутанная просторным покрывалом из тончайшей шерсти, она объявила, что представит произведения скульптуры начиная от её истоков... С покрывалом, стянутым на лбу и ниспадающим ровными длиными складками до полу, она изобразила Изиду, таинственную эмблему природы». Изида превратилась в лежащего сфинкса, за ним последовали позы кариатид. «Египетский стиль сменила прекрасная пора Греции, и г-жа Шютц сумела сообщить бóльшую грацию своим движениям и позам». Появились элементы сюжета: мраморная Галатея обретала жизнь и способность чувствовать, Ниобея пыталась спасти от гнева Аполлона своих дочерей, роли которых исполняли три девушки. Образы скульптуры сменила живопись. Представляя Магдалину, Шютц переходила «от выразительности фигуры, призванной соблазнять и нравиться, к передаче раскаяния». Изысканная публика сочла, что искусство Шютц «свидетельствует о глубоком и даже утончённом изучении различных школ скульптуры и живописи»

— T. Dumersan. Annales encyclopédiques.

В России постановкой живых картин занимались Константин Маковский, Валерий Якоби и другие художники.

В начале XX века известной исполнительницей живых картин была Ольга Десмонд. Её «Ассоциация идеальной культуры» организовывала «вечера красоты», на которых обнажённая Ольга выступала в виде ожившей статуи Венеры и т.п. В 1908 году она дала единственное выступление в Санкт-Петербурге, на котором впервые представила на русской сцене обнажённую натуру. Из-за последовавшего скандала её остальные выступления были запрещены городскими властями.

В наше время этот художественный приём иногда используется модельерами при показе мод. Так, Шанталь Тома однажды устроила показ в парижском отеле «Рафаэль», в номерах которого манекенщицы, одетые в модели из её новой коллекции, красили ногти и поправляли макияж, имитируя живые картины.

См. также

• Живая статуя

Литература

• Wallner, «Sujets zu lebenden Bildern und Anleitung zu deren Darstellung» (Эрфурт, 1876-1881);
• Spiess, «Begleitende Worte zu lebenden Bildern» (1886).
• Живые картины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Живые картины

– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.