Жиденко, Александр Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Яковлевич Жиденко
Дата рождения

12 марта 1907(1907-03-12)

Место рождения

Елисаветград, Елисаветградский уезд, Херсонская губерния Российская империя, ныне Кропивницкий, Украина

Дата смерти

28 апреля 1982(1982-04-28) (75 лет)

Место смерти

Москва

Принадлежность

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Род войск

Сухопутные войска

Годы службы

19261960

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Ликвидация бандитизма в Закавказье
Великая Отечественная война

Награды и премии

Александр Яковлевич Жиденко (12 марта 1907 — 28 апреля 1982) — советский военачальник, генерал-майор (1958) — участник Великой Отечественной войны, командир 222-й стрелковой Смоленско-Бранденбургской Краснознамённой ордена Суворова дивизии (1945).





Биография

Родился 12 марта 1907 года в городе Елисаветграде Херсонской губернии.

Работал в частной хлебопекарне и на мукомольной мельнице, с июня 1926 года подручным слесаря на заводе сельскохозяйственных машин «Красная Звезда», с августа — вальцевым на мельнице райсоюза в городе Елисаветграде.

В декабре 1926 года поступил в Украинскую кавалерийскую школу им. С. М. Буденного в городе Елисаветграде, где был курсантом и пом. командира взвода.

В 1927 году принят в члены ВКП(б).

В сентябре 1929 года по окончании школы направлен в распоряжение полномочного представителя ГПУ в ЗСФСР и затем проходил службу в Закавказье помощником начальника заставы 44-го Ленкоранского погранотряда.

С февраля 1930 года — командир взвода школы младшего комсостава 8-го полка войск Закавказского ГПУ.

с июня 1932 года — помощник командира дивизиона по строевой части окружной школы младшего начсостава войск Закавказского ГПУ (в г. Тифлис), с декабря — инструктор стрелковой подготовки 41-го Нахичеванского пограничного отряда.

С августа 1933 года — командир кавалерийского дивизиона 82-го Ганджинского кавалерийского полка войск НКВД.

С февраля 1934 года — командир сабельного дивизиона, начальником полковой школы и пом. начальника штаба 20-го Ганджинского кавалерийского полка НКВД пограничных войск Азербайджанского округа (г. Кировабад).

С мая 1940 года — начальник штаба 42-го Джебраильского пограничного отряда этого же округа (м. Гадруп Азербайджанской ССР).

В составе этих частей принимал участие в ликвидации бандитизма в Закавказье. Приказом Коллегии Закавказского ГПУ от 15.4.1930 г. награждён именными часами с надписью «За отличие в борьбе с бандитизмом» и грамотой.

Закончил 3 курса заочного отделения Военной академии им. М. В. Фрунзе (1941).

В Великой Отечественной войне с августа 1941 года в составе 42-го Джебраильского пограничного отряда участвовал в походе в Иран, а с 10 сентября вступил в должность начальника этого погранотряда.

6 ноября 1942 года Приказом НКВД назначен командиром 194-го Краснознаменного Ташкентского стрелкового полка Средне-Азиатской стрелковой дивизии в составе Отдельной армии НКВД. Дивизия формировалась в городах Ташкент и Златоуст (с 5 февраля 1943 г.). В середине февраля она была переименована в 162-ю стрелковую и убыла на Центральный фронт, с прибытием включена в 70-ю армию. В её составе вела бои на севском направлении, в результате которых был образован северный фас Курского выступа. В начале июля 1943 г. она в составе той же 70-й армии участвовала в Курской битве, Курской оборонительной и Орловской наступательной операциях. С 13 августа включена в 65-ю армию и участвовала в Черниговско-Припятской наступательной операции. За бои по освобождению г. Новгород-Северский ей было присвоено наименование «Новгород-Северская» (16.9.1943).

28 сентября 1943 года при форсировании р. Сож в районе Гомеля командир полка полковник Жиденко был тяжело ранен и до 29 января 1944 г. находился на лечении в госпитале. По выздоровлении направлен в распоряжение Военного совета Белорусского фронта (с 24 февраля — 1-го Белорусского) и с 11 марта 1944 г. допущен к исполнению должности зам. командира по строевой части 49-й стрелковой Рославльской дивизии, находившейся в это время во втором эшелоне 70-го стрелкового корпуса. В июне она вошла в 33-ю армию и воевала с ней на 2-м, 3-м (с 6 июля) и 1-м (с 19 октября) Белорусских фронтах. Её части активно действовали в ходе Белорусской, Минской, Могилевской, Вильнюсской, Каунасской, Висло- Одерской, Варшавско-Познанской наступательных операций. С 14 февраля 1945 г. исполнял должность зам. командира 222-й стрелковой Смоленско-Бранденбургской Краснознаменной ордена Суворова дивизии 62-го стрелкового корпуса этой же 33-й армии, а с 28 марта вступил в командование дивизией и воевал с ней до конца войны. В последней должности участвовал с дивизией в Берлинской наступательной операции. За умелое руководство частями в боях на заключительном этапе войны полковник Жиденко награждён орденами Красного Знамени и Суворова 2-й степени.

После войны с июня 1945 года, по расформировании дивизии, состоял в распоряжении Военного совета ГСОВГ и ГУК НКО, затем с января 1946 г. зачислен слушателем в Высшую военную академию им. К. Е. Ворошилова. По окончании в апреле 1948 г. оставлен в ней и занимал должности старшего преподавателя на кафедрах оперативного искусства и тактики высших соединений.

С 24 июня 1958 года состоял в распоряжении 10-го управления Генштаба ВС СССР (в командировке в Китае).

30 ноября 1960 года уволен в запас, проживал в Москве.

Скончался 28 апреля 1982 года, похоронен в Москве.

Награды

СССР

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен Жиденко А. Я.[2]
  • За ликвидацию группы немецких войск, окруженной юго-восточнее Берлина.2 мая 1945 года. № 357

Иностранные награды

Память

Напишите отзыв о статье "Жиденко, Александр Яковлевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [ru.wikisource.org/wiki/%D0%A3%D0%BA%D0%B0%D0%B7_%D0%9F%D1%80%D0%B5%D0%B7%D0%B8%D0%B4%D0%B8%D1%83%D0%BC%D0%B0_%D0%92%D0%A1_%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0_%D0%BE%D1%82_4.06.1944_%D0%BE_%D0%BD%D0%B0%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B6%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B8_%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B0%D0%BC%D0%B8_%D0%B8_%D0%BC%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BB%D1%8F%D0%BC%D0%B8_%D0%B7%D0%B0_%D0%B2%D1%8B%D1%81%D0%BB%D1%83%D0%B3%D1%83_%D0%BB%D0%B5%D1%82_%D0%B2_%D0%9A%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D0%90%D1%80%D0%BC%D0%B8%D0%B8 Награжден в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 04.06.1944 "О награждении орденами и медалями за выслугу лет в Красной Армии"]
  2. [grachev62.narod.ru/stalin/orders/content.htm Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза. Сборник. М., Воениздат, 1975.]

Ссылки

  • [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Литература

  • Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 975-976. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Отрывок, характеризующий Жиденко, Александр Яковлевич

– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.