Жизнь, Вселенная и всё остальное

Жизнь, Вселенная и всё остальное
Life, the Universe and Everything
Автор:	Дуглас Адамс
Жанр:	Роман
Язык оригинала:	Английский

«Жизнь, Вселенная и всё остальное» (англ. Life, the Universe and Everything, 1982) — юмористический научно-фантастический роман английского писателя Дугласа Адамса. Третья часть серии книг «Автостопом по галактике».

История

Идея романа базировалась на написанном гораздо раньше сценарии для научно-фантастического телесериала «Доктор Кто», не одобренного BBC и так и оставшегося без экранизации. Адамс адаптировал сценарий для телевизионной экранизации «Автостопом по галактике», но этот вариант также не был экранизирован. После окончания работ над романом Адамс, как и после второй книги, зарёкся продолжать серию.

Сюжет

Роман начинается на древней Земле с пробуждением Артура Дента. После своего пробуждения (которое началось обычным для него шоком), Артур замечает в небе звездолет. Некоторое время пребывая в ступоре, Артур все-таки находит в себе силы подойти к нему ближе. Капитаном корабля является Долбаггер Удлинившийся Бесконечно — бессмертный инопланетянин, затеявший оскорбить всех жителей Вселенной по алфавиту. Вскоре после этого Артур встречается с Фордом, радар которого обнаружил неподалеку завихрение пространственно-временного континуума, через которое они могут попасть в другую эпоху земной истории. Визуально завихрение выглядело честерфилдовским диваном. После небольшой погони за ним герои неожиданно для себя оказываются на матче по крикету, который чуть позже посещают криккитские роботы в поисках одного из столпов Виккитских врат. Там же Форда и Артура подбирает Слартибартфаст, который выполняет очень важную миссию — спасение Галактики от криккитян!

Криккитяне в очень давние времена задались целью уничтожить всю существующую Галактику, что говорит о них как о ярых ксенофобах. Но потом войска Галактики пересилили их и заточили на их планете Криккит в завремедляющей капсуле, которая закрывалась Виккитскими вратами. Врата после этого были уничтожены и разбросаны по пространству-времени. А теперь криккитские роботы, уцелевшие после полного разгрома основных сил, собирают части и готовятся открыть планету.

В ходе повествования Артур узнает что вот уже многие годы из-за него страдает неизвестное ему существо называющее себя Аграджаг, которое всегда погибает именно из-за Дента. Именно Аграджаг был горшком с петуниями в книге «Автостопом по Галактике». Им же был кролик из «Ресторана на краю Вселенной», и именно им же оказался несчастный зритель крикета, умерший от сердечного приступа во время появления героев на стадионе. Аграджаг сообщает Артуру, что тот умрет на Бете Ставромолуса (об этом рассказывается в книге В основном безвредна).

Как бы ни старались герои, роботы собирают все части и открывают капсулу завремедления. Но все же криккитские корабли не идут вновь в бой, и история заканчивается хэппиэндом. Артур, найдя Криккит подходящим для себя, остается на нём, где учит язык птиц и учится летать.

Цензура

Это единственная книга из серии, подвергшаяся цензуре при публикации на территории США. Так, слово «asshole» было заменено на «kneebiter», «shit» — на «swut», но наиболее примечательным примером цензуры является ситуация, описываемая в главе 21, в которой Рори получает награду в номинации «Самое Необоснованное Использование Слова Fuck в Серьёзном Сценарии». В американской версии использовался вариант из оригинальной радиопостановки, в которой слово «Бельгия» описывается как «самое оскорбительное слово во всей Галактике».

Отрывок, характеризующий Жизнь, Вселенная и всё остальное

– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.