Жизнь Иисуса
Жизнь Иисуса — книга Эрнеста Ренана, посвященная Иисусу из Назарета. Опубликована в 1863 году. «Жизнь Иисуса» входит в «Историю происхождения христианства» («История первых веков христианства», 1864—1907), состоящую из семи книг. Её публикация имела широкий успех у читателей, вызвала бурные дискуссии, протест католической церкви и критику учёных. Ренан учёл часть замечаний последних при подготовке тринадцатого издания своей книги.
Содержание
История создания
В 1860 году Ренан возглавил археологическую экспедицию в Ливан и Сирию. В поездке по Ближнему Востоку его сопровождала сестра Генриетта, вместе с ней Ренан побывал в Ливане, Палестине, Иерусалиме. В свободное время он, вдохновлённый посещением мест, где зародилось христианство, начал работать над книгой[1]:
Сестра помогала ему, переписывая набело рукопись по мере готовности[2]. Ренан посвятил книгу Генриетте, умершей в Бейруте 24 сентября 1861 года.
Ренан был знаком со всеми известными на то время источниками, современными исследованиями, посвящёнными зарождению христианства, в том числе работами немецких учёных, исповедовавших критический подход в изучении Библии. Однако «Жизнь Иисуса» не научный труд, а художественное воссоздание биографии Иисуса, базирующееся на сообщениях четырёх евангелистов. Работая с текстами евангелий, Ренан, по собственным словам, руководствовался предположениями, своей интуицией. В вводной части автор уделил особое внимание оценке источников, в том числе канонических евангелий, подробно освещая вопросы их авторства, датировки, достоверности в соответствии с достижениями современной ему библеистики. Рассказывая о жизни Иисуса, Ренан в основном следовал Евангелию от Иоанна, в котором был создан образ Иисуса, наиболее близкий автору. Исповедуя рационалистический подход, Ренан отвергал всё чудесное, история Иисуса по Ренану заканчивается с его смертью на кресте[3].
Содержание
Ренан настаивает, что Иисус родился в Назарете, а не Вифлиеме в семье ремесленника Иосифа. Его имя звучало как Йошуа. Этническое происхождение Иисуса Ренан не берётся определить, поскольку в Галилее помимо евреев жили финикийцы, арабы, ассирийцы и греки. Библейские «братья Господа» — это двоюродные братья от сёстры Марии. Танах (Тору и Пророков) Иисус выучил в арамейском переводе. На формирование мировоззрения Иисуса оказала влияние философия Филона Александрийского. Поначалу Иисус вынашивал планы иудейского восстания, но поражение Иуды Галилеянина заставили его понимать власть более аллегорично. После смерти Иосифа семья Иисуса переселилась в Кану — на родину Марии. Оригинальность новой религии заключалась в поэтическом отождествлении Бога и Отца. Обрядовая религия заменялась нравственной проповедью. Существенное, хотя и вредное влияние на Иисуса оказал Иоанн Креститель, в котором Ренан видит последователя буддийских монахов. Собственное учение — Нагорную проповедь — он произнес в Капернауме. В 32 году он последний раз поехал в Иерусалим.
Отрицание Ренаном христианских догматов
- Иисус не был Богом.
- Иисус не был Мессией.
- Непорочное зачатие Иисуса.
- Иисус родился в Назарете, а не в Вифлиеме.
- Воскресение Иисуса.
- Вознесение Иисуса.
Цитаты
- В некотором отношении Иисус является анархистом
- Мечта его — громадная социальная революция
Напишите отзыв о статье "Жизнь Иисуса"
Примечания
- ↑ Веселовский, 1991, с. 10.
- ↑ Веселовский, 1991, с. 11.
- ↑ Свенцицкая, 1991, с. 385—388.
Литература
- Веселовский А. Предисловие к изданию 1906 года // Э. Ренан. Жизнь Иисуса.. — 1991.
- Свенцицкая И. Э. Ренан и его «Жизнь Иисуса» // Э. Ренан. Жизнь Иисуса.. — 1991.
См. также
Ссылки
- [lib.ru/HRISTIAN/RENAN/iisus.txt]
Отрывок, характеризующий Жизнь Иисуса
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
