Жизнь растений

Жизнь растений
Суперобложка 1-го тома (1974)
Жанр:	научно-популярная литература
Язык оригинала:	русский
Оригинал издан:	1974—1982
Издатель:	Просвещение

«Жизнь растений» — крупнейшее научно-популярное ботаническое справочное пособие (энциклопедическая монография) в СССР, «событие в ботаническом мире Советского Союза». Содержит обзорные сведения о растениях (включая бактерии, грибы, лишайники и водоросли), обитающих на нашей планете, об их жизненных формах, распространении, природной среде обитания, а также об их практическом применении.

«Жизнь растений» вышла в издательстве «Просвещение» в 1974—1982 годах в шести томах (семи книгах). Тираж составил 300 тысяч экземпляров, а общий объём издания — более 350 учётно-издательских листов.

В 1991 году вышло второе (переработанное) издание второго тома, посвящённого грибам (под названием «Мир растений»). Предполагалось, что в «Мире растений» будут учтены поступившие замечания, а также обновлена информация по систематике, однако другие тома так и не были переизданы.

История издания

В России уже было осуществлено издание книг с таким названием. В 1870 году в Санкт-Петербурге вышла книга французского популяризатора науки профессора Фигье, Луи «Жизнь растений», перевод книги 1864 года Histoire des plantes (в дословном переводе — «История растений»), её издателем была редакция журнала «Всемирный путешественник». В 1901—1902 годах также в Санкт-Петербурге была опубликована двухтомная «Жизнь растений» австрийского профессора Антона Кернера фон Марилауна (1831—1898), вышедшая в серии «Вся природа» Книгоиздательского товарищества «Просвещение» (в этой же серии вышла и знаменитая «Жизнь животных» Альфреда Брема). Впервые книга Кернера Pflanzenleben («Жизнь растений») была издана в Лейпциге и Вене на немецком языке в 1890—1891 годах и с тех пор многократно переиздавалась на разных языках. Русское издание вышло под редакцией профессора Ивана Парфеньевича Бородина, перевод был сделан со второго немецкого издания 1896—1898 годов.

Идея издания современного многотомного справочника с названием «Жизнь растений» принадлежала советскому армянскому ботанику Армену Леоновичу Тахтаджяну (1910—2009), академику АН СССР (1972), одному из крупнейших в мире специалистов в области систематики растений и теории эволюции. Он хорошо представлял себе гигантский объём предстоящих работ, однако считал, что осуществление проекта вполне возможно, особенно если к этой работе привлечь лучших ботаников СССР.

На ХI Международном ботаническом конгрессе, прошедшем в американском Сиэтле в 1969 году, было решено провести следующий Конгресс в Ленинграде в 1975 году. Реализацией этого решения было поручено заниматься Тахтаджяну, в 1970 году он возглавил Оргкомитет конгресса — и подготовительные работы к изданию «Жизни растений» в значительной степени проводились в трудные годы подготовки к будущему ХII МБК. Редакционная коллегия «Жизни растений» (в которую входил и Тахтаджян) была создана в 1971 году, к этому же периоду относится и разработка общей концепции издания. Первый том «Жизни растений» вышел в 1974 году, за год до начала Конгресса, для него Тахтаджян написал две концептуально важные статьи — «Растения в системе организмов» и «Флористическое деление суши».

Главным редактором издания с первого тома по первую часть пятого тома (1980) был Александр Александрович Фёдоров (1906—1982), специалист в области морфологии и систематики растений, занимавший в 1962—1976 годах должность директора Ботанического института имени В. Л. Комарова.

После завершения ХII МБК Армен Леонович Тахтаджян вплотную приступил к воплощению в жизнь своих идей относительно издания многотомника. Он был главным редактором издания, начиная со второй части 5-го тома, осуществлял общее редактирование 4-го тома, а также был редактором трёх последних томов (посвящённых цветковым растениям, 1980—1982).

Тахтаджян отдавал изданию очень много сил и времени. К работе над изданием он привлёк многих сотрудников Ботанического института им. Комарова (который возглавлял с 1976 года), при этом требовал от авторов, чтобы для подготовки текстов были использованы самые современные литературные источники. Вельгорская, секретарь двух последних томов «Жизни растений», вспоминала, что Тахтаджян, будучи не удовлетворённым какой-нибудь статьёй, нередко переписывал её полностью, оставляя при этом фамилию автора. На её недоумённые вопросы он отвечал: «Терпеть не могу склок…»

Для подготовки рисунков использовались либо гербарные материалы, либо рисунки «с натуры», многие из которых делались в оранжереях Ботанического института художником издательства «Просвещения» Петром Жиличкиным.

Редакторы томов

• Том 1 — Н. А. Красильников, А. А. Уранов
• Том 2 — М. В. Горленко
• Том 3 — М. М. Голлербах
• Том 4 — И. В. Грушвицкий, С. Г. Жилин
• Том 5, части 1 и 2; том 6 — А. Л. Тахтаджян

Значение, оценки, отзывы

Издание сыграло важную роль с точки зрения обобщения ботанической информации с учётом новейших данных по биологии и систематике растений.

Важное значение издания состояло также в том, что растительный мир нашей планеты был показан целиком, в естественном едином комплексе, который подчиняется объективным законам и не связан с государственными границами и идеологией.

Как писала газета «Известия» в 1983 году, «это уникальное издание, именуемое „Жизнь растений“, — предмет законной гордости учёных одного из старейших научных учреждений страны — Ботанического института имени В. Л. Комарова АН СССР».

…Это многотомное справочное издание является «настольной книгой» большинства современных ботаников.
…Коллектив авторов, подобранный им [А. Л. Тахтаджяном], а также издательство «Просвещение» прекрасно справились с публикацией книг, прекрасно написанных и иллюстрированных лучшими издательскими художниками.
Та атмосфера дружелюбия и взаимопомощи, которую так умело создавал Армен Леонович, была решающей в успешном осуществлении издания.

— Снигиревская Н. С.

«Мир растений»

В начале 1990-х годов издательство «Просвещение» планировало осуществить второе (переработанное) издание этого труда под новым названием — «Мир растений». Планировалось, что издание семи томов будет осуществлено в 1991—1997 годах, однако в 1991 году был выпущен только второй том (посвящённый грибам).

Планировалось, что будет расширена часть издания, касающаяся цветковых растений, — им должны были быть посвящены четыре тома (вместо двух томов в трёх книгах в «Жизни растений»), с четвёртого по седьмой. Материал по микроорганизмам, водорослям и лишайникам, наоборот, планировалось несколько сократить — все эти группы должны были быть рассмотрены в первом томе (в «Жизни растений» им были посвящены первый и третий тома).

В новом издании должны были отразиться произошедшие изменения в систематике растений, кроме того, предполагалось учесть практические замечания, высказывавшиеся относительно стиля некоторых материалов (сухости языка и чрезмерной академичности изложения), а также недостаточной освещённости вопросов охраны растительного мира.

Библиографические ссылки

«Жизнь растений»

• Жизнь растений : в 6 т. / гл. ред. Ал. А. Фёдоров. — М. : Просвещение, 1974. — [herba.msu.ru/shipunov/school/books/zh_ras1.djvu Т. 1 : Введение. Бактерии и актиномицеты] / под ред. Н. А. Красильникова и А. А. Уранова. — 487 с. — 300 000 экз.</span>
• Жизнь растений : в 6 т. / гл. ред. Ал. А. Фёдоров. — М. : Просвещение, 1976. — [herba.msu.ru/shipunov/school/books/zh_ras2.djvu Т. 2 : Грибы] / под ред. М. В. Горленко. — 479 с. — 300 000 экз.</span>
• Жизнь растений : в 6 т. / гл. ред. Ал. А. Фёдоров. — М. : Просвещение, 1977. — [herba.msu.ru/shipunov/school/books/zh_ras3.djvu Т. 3 : Водоросли. Лишайники] / под ред. М. М. Голлербаха. — 487 с. — 300 000 экз.</span>
• Жизнь растений : в 6 т. / гл. ред. Ал. А. Фёдоров. — М. : Просвещение, 1978. — [herba.msu.ru/shipunov/school/books/zh_ras4.djvu Т. 4 : Мхи. Плауны. Хвощи. Папоротники. Голосеменные растения] / под ред. И. В. Грушвицкого и С. Г. Жилина. — 447 с. — 300 000 экз.</span>
• Жизнь растений : в 6 т. / гл. ред. Ал. А. Фёдоров. — М. : Просвещение, 1980. — [herba.msu.ru/shipunov/school/books/zh_ras5-1.djvu Т. 5. Ч. 1 : Цветковые растения] / под ред. А. Л. Тахтаджяна. — 430 с. — 300 000 экз.</span>
• Жизнь растений : в 6 т. / гл. ред. А. Л. Тахтаджян. — М. : Просвещение, 1981. — [herba.msu.ru/shipunov/school/books/zh_ras5-2.djvu Т. 5. Ч. 2 : Цветковые растения] / под ред. А. Л. Тахтаджяна. — 512 с. — 300 000 экз.</span>
• Жизнь растений : в 6 т. / гл. ред. А. Л. Тахтаджян. — М. : Просвещение, 1982. — [herba.msu.ru/shipunov/school/books/zh_ras6.djvu Т. 6 : Цветковые растения] / под ред. А. Л. Тахтаджяна. — 543 с. — 300 000 экз.</span>

«Мир растений»

• [bookre.org/reader?file=545627 Мир растений. В 7 т.] / Редкол. А. Л. Тахтаджян и др. — 2-е изд., перераб.. — М.: Просвещение, 1991. — Т. 2. Грибы. / Под ред. М. В. Горленко. — 475 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-09-002841-9.

См. также

• Жизнь животных

Литература

• Вельгорская Т. В. [takhtajania.asj-oa.am/6/1/25.pdf Армен Леонович Тахтаджян (1910—2009)] // Тахтаджяния : журнал. — Ереван, 2011. — № 1. — С. 25—34. — [www.webcitation.org/6Dp6XJXna Архивировано] из первоисточника 20 января 2013. (Проверено 12 февраля 2013)
• Викторов А. [dlib.eastview.com/browse/doc/3117797 Создано впервые. О Жизни растений] // Известия : газета. — 1983. — № 069 от 3 октября 1983. — С. 6.
• Снигиревская Н. С. [takhtajania.asj-oa.am/5/1/18.pdf Армен Леонович Тахтаджян, кратко о нем, об эволюции его научных интересов и трактовке тектологии как универсальной эволюционной науки] // Тахтаджяния : журнал. — Ереван, 2011. — № 1. — С. 18—24. — [www.webcitation.org/6ENcfQR3h Архивировано] из первоисточника 12 февраля 2013. (Проверено 12 февраля 2013)

Отрывок, характеризующий Жизнь растений

Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил: