Жилин, Виктор Степанович

Виктор Жилин
Общая информация
Полное имя	Виктор Степанович Жилин
Прозвище	Беркут
Родился	19 января 1923(1923-01-19) Таганрог, СССР
Умер	14 октября 2009(2009-10-14) (86 лет) Бородянка, Киевская область, Украина
Гражданство	СССР
Рост	174 см
Вес	71 кг
Позиция	нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
1939	Крылья Советов (Таганрог)
Клубная карьера*
1945—1946	Динамо (Воронеж)	? (?)
1947—1950	Динамо (Киев)	87 (14)
1951	Зенит (Ленинград)	22 (12)
1952	Динамо (Киев)	10 (3)
1953	Даугава (Рига)	13 (7)
1954	ОДО (Киев)	11 (2)
Тренерская карьера
1958	Локомотив (Винница)	тренер
1959—1962	Локомотив (Винница)
1962—1963	Авангард (Харьков)
1963—1964	Звезда (Кировоград)
1964—1965	Локомотив (Винница)
1966	Днепровец
1967—1970	Автомобилист (Житомир)
1971	Черноморец (Одесса)
1971	Металлург (Запорожье)	нач. команды
1972	Металлург (Запорожье)
1972	Шахтёр (Александрия)
1973	Звезда (Кировоград)
1974—1976	Автомобилист (Житомир)
1977	Спартак (Ивано-Франковск)
1977—1979	Локомотив (Винница)
1980	Кривбасс
1980—1981	Машиностроитель
1981—1983	Днепр (Черкассы)
1985—1986	Машиностроитель
1987—1988	Восход (Киев)	тренер
1990—1991	Днепр (Черкассы)
1992—1993	Днепр (Черкассы)
1993—1994	Гарт (Бородянка)
1994—2002	Система-Борекс
Почётные спортивные звания
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Ви́ктор Степа́нович Жи́лин (укр. Віктор Степанович Жилін; 19 января 1923, Таганрог, РСФСР, СССР — 14 октября 2009, Бородянка, Киевская область, Украина) — советский футболист и тренер, мастер спорта СССР (1952), заслуженный тренер УССР (1963).

Футбольная биография

Карьера игрока

Детство Виктора прошло в родном Таганроге. Парень рос практически сиротой, мама Лидия Петровна умерла вскоре после родов, а отец Степан Андрианович, будучи военнослужащим оставил сына на воспитание бабушки, которая во время фашистской оккупации погибла. Всё свободное время он проводил в дворовых футбольных баталиях, позже стал заниматься в футбольной секции при заводе имени Димитрова. С 15 летнего возраста начал выступать за местную команду «Крылья Советов», а со временем и за сборную Ростовской области, где паренька приметили и пригласили в ростовское «Динамо», но дебютировать в команде мастеров было не суждено, началась Великая Отечественная война.

С наступлением мирного времени, Жилин будучи военнослужащим играл за курское «Динамо», откуда получил приглашение в другую динамовскую команду, из Воронежа, имевшую статус команды мастеров. Там своей игрой привлёк внимание тренеров «Динамо» уже киевского, тренером которого был Михаил Бутусов. Через некоторое время киевляне добились перевода молодого нападающего в столицу советской Украины. С 1947 года Жилин начал подготовку к сезону в составе киевской команды. Дебют в элитном дивизионе советского футбола состоялся 9 мая 1947 года, в матче «Динамо» (Киев) — «Торпедо» (Москва), а 2 августа правый крайний нападающий отличился и своим первым голом, поразив ворота московского динамовца Алексея Хомича. Карьера в Киеве у Жилина складывалась удачно, Виктор имел твёрдое место в стартовом составе, в 1949 году с 10 голами стал лучшим бомбардиром команды. В 1950 году, во время матча чемпионата против ереванского «Динамо», после столкновения с вратарём соперника, нападающий получил серьёзную травму, после которой в течение двух месяцев не мог ходить. Оправившись от повреждения и став на ноги, форвард потерял место в составе и вынужден был написать заявление об увольнении.

В трудное для Жилина время ему помог, тренировавший заводскую команду «Арсенал», известный в прошлом футболист Иосиф Лифшиц, пригласивший Виктора в свой коллектив и официально оформив на должность начальника ОТК. Играя в финале профсоюзного турнира, проходившего в Одессе, нападающий своей игрой привлёк внимание тренеров московского «Торпедо» и ленинградского «Зенита». Жилин отдал предпочтение автозаводской команде, перейдя в московский клуб. Но вскоре, при личном содействии министра вооружений СССР Дмитрия Устинова, форвард стал игроком «Зенита». В ленинградском клубе Жилин сразу же заиграл в основном составе, по итогам сезона забив 12 голов (отличившись в том числе и в воротах киевских динамовцев), стал лучшим бомбардиром команды.

После окончания сезона, успешного для Виктора, киевские динамовцы стали добиваться возвращения Жилина в Киев, оказывалось давление и на супругу футболиста, служившей офицером госбезопасности. И вскоре своего достигли. Следующий чемпионат форвард начал в составе киевлян. В 1952 году динамовцы стали серебряными призёрами, а Жилину было присвоено звание мастера спорта СССР. Но сезон принёс нападающему и неприятности. В матче против команды ВВС Виктор получил травму. Снова лечение, длительное восстановление и снова потеря места в составе.

Поиграв ещё два сезона в рижской «Даугаве» и команде киевского Окружного дома офицеров (ОДО), футболист принял решение завершить активную игровую карьеру.

Карьера тренера

Повесив бутсы на гвоздь, Виктор Степанович взялся тренировать сразу два коллектива — студенческую команду КПИ и команду «Темп», представлявшую киевский авиазавод. При этом руководители организаций опекавшие клубы, даже не подозревали о совместительстве их тренера. Раскрылся этот факт только после того, как в одном из турниров обе команды вышли в финал.

В 1958 году в Виннице была создана команда «Локомотив», которую возглавили известные в прошлом футболисты Антон Идзковский и Константин Щегоцкий, пригласившие себе в помощники Виктора Жилина, которому было поручено вести селекцию. Но вскоре именитые наставники вернулись в Киев а старшим тренером был назначен Жилин, под руководством которого, в 1959 году винницкая команда стала победителем 4 зоны класса «Б».

В 1962 году Жилина назначают старшим тренером харьковского «Авангарда», выступавшем в классе «А». Но дела в команде не заладились, руководство стало вмешиваться в тренерскую работу и наставник решил покинуть клуб, возглавив кировоградскую «Звезду».

В 1964 году Виктор Степанович возвращается в Винницу и приводит «Локомотив» к победе в своей группе класса «Б». В 1966 году покидает команду железнодорожников. Недолго поработав в днепродзержинском «Днепровце» и любительском «Старте» из Киева, в 1967 году возглавляет житомирский «Автомобилист», с которым в третий раз становится чемпионом УССР, побеждая в классе «Б».

В 1971 году принял одесский «Черноморец», но из-за скандального инцидента с одним из футболистов, попавшим в нетрезвом состоянии в аварию, был вынужден оставить свой пост, после чего работал в запорожском «Металлурге» и «Шахтёре» из Александрии.

В 1973 году возглавлял кировоградскую «Звезду», с которой одержал победу в турнире на Кубок УССР. После этого в 1974 году вернулся в Киев, где трудился старшим тренером республиканского спортинтерната. С октября 1974 года снова стал тренировать команду мастеров — житомирский «Автомобилист», с которым занял второе место в зональном турнире второй лиги СССР. В 1977 году возглавляет «Спартак» из Ивано-Франковска, но уже в августе принимает винницкий «Локомотив». На этот раз успехов с этим коллективом не добился. В клубе началась реорганизация, команда вышла с общества железнодорожников и с 1979 года получила название «Нива».

В 1980 году, оставив винницкую команду, ненадолго возглавил «Кривбасс», вскоре решил перебраться по ближе к дому, приняв бородянский «Машиностроитель». В мае 1981 года откликнулся на приглашение из Черкасс, возглавить местный клуб «Днепр». В этой команде раскрылся талант приглашённого Жилиным, своего ученика из спортинтерната, Ивана Яремчука.

С 1984 по май 1985 года Виктор Степанович работает в киевском спортинтернате, после чего некоторое время потренировав клуб из Бородянки переезжает в Киев, где на протяжении 1987—1988 годов тренирует любительский «Восход», а с 1989 по август 1990 года снова готовит юных футболистов в спортинтернате. Осенью 1990 года опытный тренер вновь принимает команду мастеров из Черкасс, проработав главным тренером этого клуба до сентября 1993 года.

Все последующие годы опытный специалист посвятил команде из Бородянки, райцентра Киевской области, с которой проделал путь от областных соревнований до первой лиги. С 2003 года был вице-президентом футбольного клуба «Система-Борекс».

Умер Виктор Степанович Жилин 14 октября 2009 года, после тяжёлой болезни. Похоронен на Байковом кладбище в Киеве.

С 2010 года в Бородянке Киевской области проходит традиционный футбольный турнир памяти Виктора Жилина.

Образование

• Киевский институт физической культуры;
• Окончил Высшую школу тренеров (ВШТ).

Достижения

Игрока

• Серебряный призёр чемпионата СССР (1952);
• Обладатель Кубка УССР (1947), (1948).

Тренера

• Победитель зонального турнира класса «Б» (1959), (1964), (1967);
• Обладатель Кубка УССР (1973);
• Победитель турнира второй лиги Украины (2001/02).

Ссылки

[football.odessa.ua/person/?938 Профиль на сайте «Одесский футбол»]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Жилин, Виктор Степанович

– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.