Жилка (организованная преступная группировка)

Жилка (ОПГ)
Место базирования	СССР СССР, Россия Россия
Основана	Хайдар Закиров
Годы активности	конец 1970-х — середина 2000-х годов
Территория	Казань, Санкт-Петербург
Криминальная деятельность	вымогательство, рэкет, убийства
Противники	Хади Такташ, Тамбовская ОПГ

«Жи́лка» — организованная преступная группировка (ОПГ), действовавшая с конца 1970-х по середину 2000-х годов на территории Казани, республики Татарстан и ряда других регионов России.

История создания

ОПГ «Жилка» получила своё название от казанского микрорайона Жилплощадка. Основной её бригадой был так называемый «Хайдеровский двор», названный по прозвищу её лидера Хайдара Закирова («Хайдера»), который и стал впоследствии главарём «Жилки». Бригада стала одной из самых жестоких и дисциплинированных группировок Казани. Неоднократно проводились показательные избиения провинившихся членов группировки. Излишняя инициатива не поощрялась: так, одного из членов группировки, без практических оснований убившего двух женщин и ребёнка, его сотоварищи убили сами. «Жилковские» одними из первых стали обзаводиться огнестрельным оружием.

Постепенно группировка вобрала в себя порядка 20 мелких бригад из всё того же микрорайона Жилплощадка и превратилась в крупное организованное преступное сообщество.

Первые шаги

«Жилка» некоторое время была достаточно тихой группировкой, однако в 1990-е годы стала одной из мощнейших группировок Татарстана. Первым предприятием, которое было взято под преступный контроль, стал казанский комбинат «Оргсинтез», на котором работало большинство родственников членов группировки. Продукция комбината — полиэтиленовая крошка и плёнка — высоко котировалась на рынке. Хищения с «Оргсинтеза» в особо крупных размерах, в которых были задействованы и коррумпированные чиновники, значительно пополнили «общак» группировки.

Через некоторое время Хайдер был арестован, но вскоре освободился. Позиции группировки не пошатнулись даже после его ареста. В сфере интересов «Жилки» находился Казанский вертолётный завод, имеются данные даже о попытках проникнуть на АвтоВАЗ.

Сам Закиров быстро стал символом наглости и агрессии в криминальном мире Казани. Многим его активность начала откровенно мешать, поэтому в начале 1990-х годов Закиров принял решение перебраться в Санкт-Петербург.

«Жилка» в Санкт-Петербурге

Закиров быстро собрал бригаду из своих земляков. По мощности его группировка в Санкт-Петербурге соперничала даже со знаменитыми Тамбовской и Великолукской ОПГ. В 1993 году у «тамбовских» и «казанских» (так стали называть в Санкт-Петербурге группировку Закирова) произошёл конфликт из-за спорного сегмента рынка нефтепродуктов. Бригада Закирова потеряла трёх человек, но ей удалось потеснить противника.

Воспользовавшись войной «великолукских» и «тамбовских», «жилковские» прибрали к рукам отель «Невский палас». «Казанские» тем не менее продолжали нести потери: двое их авторитетов (Мартин и Кжижевич) были осуждены. Удержать позиции группировке удалось лишь с помощью Закирова. «Жилковские» подчиняли себе коммерческие структуры, банки, рынки.

К 1994 году бригада Закирова прочно укрепилась в Санкт-Петербурге. Под их контролем оказался весь Невский проспект и находившиеся на нём фирмы и магазины. «Жилка» имела прочные связи в Москве и Поволжье. Так, ими был взят под контроль практически весь север столицы.

Однако спустя некоторое время умер признанный авторитет московской бригады «казанских» Ленар Речапов, её лидером стал казанский авторитет Радик Юсупов по кличке Дракон, бывший подчинённый Хайдера. Дракон объявил его своим «кровным врагом», и с тех пор произошёл раскол между «казанскими». В 1994 году Дракон назначил «смотрящим» за Москвой вора в законе по кличке Иглам, отбив эту криминальную должность у Хайдера. Закиров незамедлительно отдал приказ об убийстве Иглама.

Однако «Жилка», ввязавшись в войну с московскими «казанскими», сделала хуже лишь себе. Вскоре был убит «правая рука» Закирова — Радик Хуснутдинов по кличке Ракоша. «Жилковских» отстреливали одного за другим в Казани, Москве, Санкт-Петербурге. 5 октября 1995 года было совершено покушение и на самого Хайдера. Когда двери лифта, в котором ехали он и ещё 4 человека, открылись, по ним был открыт шквальный огонь из автоматов. Трое пассажиров лифта были убиты, а Закиров и ещё один получили тяжёлые ранения, но выжили. Через три часа после доставки Хайдера в больницу в окно палаты, из которой его только что перевели, неизвестные произвели выстрел из гранатомёта. После отдыха в Севастополе Закиров вернулся в Санкт-Петербург, где и погиб 26 августа 1996 года вместе с двумя своими соратниками.

Борьба за власть

После гибели Хайдера между московскими и петербургскими «казанскими» был заключён мир, однако в «Жилке» развернулась внутренняя борьба за лидерство. Кандидаты в лидеры гибли один за другим. Так, были убиты вор в законе Виктор Михайлов («Амбал»), Александр Навалов («Навал»), Ислам Галимзянов («Исламей») и ещё несколько казанских криминальных авторитетов.

Группировка потеряла своё былое могущество. В 1999 году они неудачно попытались взять под контроль казанский завод имени Кирова. Когда это не удалось, они убили его директора Халитова и похитили документы на крупную партию продукции завода.

Продолжали заниматься «жилковские» и заказными убийствами. Так, в 2000 году ими был убит Геннадий Хватландзия по прозвищу «Гена-Зверь» или «Абхазец». Хватландзия был в своё время ближайшим приближённым самого Отари Квантришвили.

Аресты, следствие и суд

В 2001 году бандиты попытались взять под контроль крупный казанский автосалон, в котором для устрашения хозяев взорвали несколько автомобилей. Однако закончить начатое им не удалось — в рядах группировки прошли массовые аресты. Оставшиеся на свободе бежали из Казани. Многие из них были арестованы в Крыму, Москве, Санкт-Петербурге.

Бандиты давать показания отказывались, свидетелей, готовых рассказать о преступлениях «Жилки», было немного, но тем не менее следствию удалось доказать большинство преступлений группировки в период с 1995 по 2001 год. В апреле 2002 года бандитам было предъявлено обвинение в совершении многочисленных преступлений, среди которых — около 20 убийств.

В сентябре 2004 года начался суд, который после долгих слушаний вынес приговор. Лидер ОПГ Юрий Марухин был приговорён к пожизненному заключению, его ближайший помощник Ильсур Гарипов — к 25 годам лишения свободы. Остальные получили от 17 до 22 лет наказания. Многие киллеры группировки к моменту её ареста были уже мертвы, поэтому далеко не все убийства остались доказанными. Прокурор требовал приговорить четверых подсудимых к пожизненному заключению, однако такой приговор получил только Марухин.

В массовой культуре

• Документальный фильм «[www.youtube.com/watch?v=RcsnE5OGD40 Крёстный отец]» из цикла «Криминальная Россия. Развязка»

Отрывок, характеризующий Жилка (организованная преступная группировка)

Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.