Жиляев, Николай Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Жиляев
Полное имя

Жиляев
Николай Сергеевич

Дата рождения

6 октября (18 октября) 1881(1881-10-18)

Место рождения

Курск, Российская империя

Дата смерти

20 января 1938(1938-01-20) (56 лет)

Место смерти

Расстрельный полигон «Коммунарка» (Московская область)

Страна

Российская империя Российская империяСССР СССР

Профессии

композитор,
хоровой дирижёр,
кинокомпозитор,
педагог

Никола́й Серге́евич Жиля́ев (6 (18) октября 1881, Курск — 20 января 1938) — русский композитор, пианист, музыкальный критик и педагог.

Учился частным образом у Танеева (18961900), затем — в Московской консерватории у Ипполитова-Иванова (окончил в 1905).

В 19051909 активно сочинял, некоторые его произведения были изданы на фирме Юргенсона, однако в дальнейшем отошёл от композиции.

Выступал также как пианист, на «Музыкальных выставках» в Москве аккомпанировал М. А. Дейша-Сионицкой.

Как музыкальный критик работал в журналах «Золотое руно», «Московский еженедельник», «Музыка», газете «Руль» (писал под псевдонимом Пер Гюнт).

Будучи одним из близких друзей Александра Скрябина, Жиляев принимал участие в редактировании ряда сочинений композитора (в частности, поздних сонат).

Незадолго до начала Первой мировой войны занялся преподаванием, среди его учеников были Алексей Станчинский, Самуил Фейнберг, Анатолий Александров.

В годы Гражданской войны Жиляев работал в штабе М. Н. Тухачевского на должности библиографа.

С 1922 ― член редколлегии музыкального сектора Госиздата, где участвовал в составлении полного собрания сочинений Скрябина. В 19261930 и 19331937 преподавал композицию в Московской консерватории. Музыкант, обладавший харизматичной личностью и широчайшим кругозором, Жиляев оказал значительное влияние на формирование творческих взглядов своих учеников, среди которых ― известные в будущем советские музыканты:

Арестован 3 ноября 1937 года. Расстрелян 20 января 1938 года по приговору ВКВС. Реабилитирован в апреле 1961 года[1].



Библиография

  • Голубев Е. К. Николай Сергеевич Жиляев; в книге: Выдающиеся деятели теоретико-композиторского факультета Московской консерватории. — М., 1966, стр. 58-62
  • Кондрашин К. П. Воспоминания о Н. С. Жиляеве; в книге: О дирижёрском искусстве. — М., Л., 1970
  • Фрид Г. С. Тридцатые годы: консерватория: Н. С. Жиляев. — «Советская музыка», № 3 за 1991
  • [www.mosconsv.ru/publications/details.phtml?562 Коллектив авторов. Николай Сергеевич Жиляев: Труды, дни и гибель ― М.: Музыка, 2008] ISBN 978-5-7140-1135-1
  1. lists.memo.ru/d12/f416.htm Списки жертв

Напишите отзыв о статье "Жиляев, Николай Сергеевич"

Отрывок, характеризующий Жиляев, Николай Сергеевич

29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.