Жирмунская, Галина Михайловна
Поделись знанием:
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
| Жирмунская, Галина Михайловна | |
 Архитектор Галина Михайловна Жирмунская | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Работы и достижения | |
| Учёба: | |
| Работала в городах | |
Галина Михайловна Жирмунская (20 мая 1926, Москва, СССР — 12 ноября 2010, Рочестер, США) — советский архитектор, автор проектов жилых и общественных зданий в Москве и других городах СССР, лауреат Государственной премии РСФСР за 1979 год.
Содержание
Биография
Галина Михайловна Жирмунская родилась в Москве, в еврейской семье[1]. Отец — экономикогеограф, доктор географических наук Михаил Матвеевич Жирмунский (1895—1974), мать — преподаватель английского языка. В 1944 году Галина поступила в Московский архитектурный институт (МАРХИ) и окончила его в 1950 году. Её учителями были: М. П. Парусников, Г. Я. Мовчан, С. Х. Сатунц.
Работала в Моспроекте в мастерской В. Г. Гельфрейха. Основные авторские работы выполнила как главный архитектор проектов в 60-е и 70-е годов годы в мастерской Е. Н. Стамо. В том числе многоэтажные индивидуальные жилые дома возведенные в Москве на Университетском проспекте, Воробьевском шоссе и Улице Пырьева[2]. Построенное по её проекту здание Высшей школы профсоюзного движения было признано весьма удачным и дважды повторено в различных вариантах в зданиях Высшей комсомольской школы и Академии народного хозяйства в Москве[3].
Наиболее успешной её постройкой стало здание Дома ветеранов кино в Москве, ставшее образцовым примером социальной архитектуры и в дальнейшем оказало влияние на проектирование объектов подобного назначения[4] . Позднее Жирмунская вела проектную работу в Гипрогоре и Комбинате монументально-декоративного искусства. С 1993 года жила в США, г. Рочестер, Штат Нью-Йорк. Жена архитектора Ф. А. Новикова.
В статье «Памяти Г. М. Жирмунской» в газете «Моспроектовец»[5]сказано : «Характерные черты творческого портрета Галины Жирмунской представляют её как блестящего мастера, обладающего твердой, „мужской“ рукой, по масштабу профессионального вклада и уровню своих проектов стоящего наравне с таким мэтром архитектуры, как Евгений Николаевич Стамо, под руководством которого она работала в самый плодотворный период своей жизни в Моспроекте».
Награды
Государственная премия РСФСР 1979 г. «За архитектуру Дома ветеранов кино в Москве». Постановление Совета Министров РСФСР № 622 от 19 дек 1979[6] Диплом № 644
Избранные проекты и постройки
- Интерьеры библиотеки им. Ленина в Москве. 1950 — 53 гг. Совместно с Ю. Щуко.
- Интерьеры здания ЦК КП Туркмении. Ашхабад. 1951- 52 гг.
- Проект Дома Правительства в Сухуми, Абхазия. 1953- 55 гг. Совместно с Ю. Щуко.
- Проект застройки площади Киевского вокзала в Москве. 1952 - 55 гг. Совместно с Ю. Щуко.
- Проект застройки площади Победы в Москве. 1957 — 58 гг. Совместно с Ю. Щуко.
- Проект 10-этажных жилых домов на Бережковской наб. в Москве. 1957 — 58 гг. Совместно с Ю. Щуко.
- Участие в проектировании Дворца съездов в Кремле, Москва. 1959-60 гг. Авторы М. Посохин, А. Мндоянц, Е. Стамо и др.
- Здание ВЦСПС на Ленинском проспекте а Москве. 1961-63 гг. Совместно с Е. Стамо, И. Катковым, инженерами Ю. Маневичем и Л. Каган.
- Три 14-этажных жилых дома на Университетском пр. в Москве. 1960 — 64 гг. Совместно с Е. Стамо, инженером Ю. Маневичем.
- Три 16-этажных жилых дома на Воробьёвском шоссе в Москве. 1964 - 66 гг. Совместно с инженером В. Пичугиным.
- Здание Высшей школы профсоюзного движения в Москве. 1965-73. Совместно с Е. Стамо и инженером В. Пичугиным
- 14-этажный жилой дом «Мосфильма» на ул. Пырьева в Москве. 1970-74 гг. Совместно с инженером В. Пичугиным.
- Проект Дворца культуры московского университета в Москве. 1976 г.
- Здание Дома Ветеранов кино в Москве. 1970-77 гг. Совместно с инженерами В. Пичугиным и Т. Брусникиной.
- Здание Высшей комсомольской школы в Москве. 1974-79 гг. Совместно с инженером В. Пичугиным.
- Здание Академии народного хозяйства в Москве. 1976-79 гг. Совместно с инженером В. Пичугиным.
- Проект двух 14-этажных жилых домов c примыкающими зданиями ресторана и библиотеки в г. Старый Оскол. 1977-80 гг.
- В 80-е годы совместно с художниками и скульпторами выполнила ряд проектов монументально-декоративного оформления зданий, часть из которых была реализована.
Избранные публикации
- Г. Жирмунская "Для «Большого Мосфильма». Многотиражная газета «Моспроектовец» 24. 10. 1975 г.
- Г. Жирмунская «Рекомендовано к повторному применению». Многотиражная газета «Моспроектовец» — 17 июня 1977 г.
Напишите отзыв о статье "Жирмунская, Галина Михайловна"
Литература
- «Новый корпус Дворца труда». Журнал «Строительство и архитектура Москвы» № 4 — 1963 г.
- Н. Пекарева. «В поисках архитектурной выразительности». Журнал «Строительство и архитектура Москвы» № 12 — 1974 г.
- А. Шахов. «Руководители учатся руководить». «Литературная газета» 30. 11. 1977 г.
- С. Герасимов. «Ветеранам кино». «Литературная газета» 28. 12. 1977 г.
- Н. Пекарева. «Дом ветеранов кино». Журнал «Строительство и архитектура Москвы» № 4 — 1978
- В. Серегин. «Дом, где согреваются сердца». Журнал «Советский экран» № 11 — 1976 г.
- «Лучшие произведения советских зодчих». Москва. Стройиздат. 1983 г. стр. 74-81.
Галерея
- GalinaJirmunskay02.jpg
Высшая школа профсоюзного движения в Москве, 1965-1973
- GalinaJirmunskay03.jpg
Высшая школа профсоюзного движения в Москве, конференцзал, 1965-1973
- GalinaJirmunskay04.jpg
!4 этажное жилое здание в Москве, 1970 - 1974
- GalinaJirmunskay05.jpg
Дом ветеранов кино в Москве, 1970 - 1977
- GalinaJirmunskay06.jpg
Дом ветеранов кино в Москве, лестница, 1970 - 1977
Ссылки
- www.rujen.ru/index.php?title=ЖИРМУНСКАЯ_Галина_Михайловна
Примечания
- ↑ www.rujen.ru/index.php?title=ЖИРМУНСКАЯ_Галина_Михайловна
- ↑ Г. Жирмунская "Для «Большого Мосфильма». Многотиражная газета «Моспроектовец» 24. 10. 1975 г.
- ↑ Н. Пекарева. «В поисках архитектурной выразительности». Журнал «Строительство и архитектура Москвы» № 12 — 1974 г.
- ↑ , «Лучшие произведения советских зодчих». Составитель В. Ф. Седлецкая. Москва. Стройиздат. 1983 г. стр. 74-81, Н. Пекарева. «Дом ветеранов кино». Журнал «Строительство и архитектура Москвы» № 4. 1978, С. Герасимов. «Ветеранам кино», «Литературная газета» 28. 12. 1977 г., В. Серегин. «Дом, где согреваются сердца». Журнал «Советский экран», № 11. 1976 г.
- ↑ Многотиражная газета «Моспроектовец», № 11 от 25 ноября 2010 года
- ↑ ru.wikipedia.org/wiki/Государственная_премия_РСФСР_в_области_архитектуры#1979
Отрывок, характеризующий Жирмунская, Галина Михайловна
И она грозно засучила рукава еще выше.Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
