Жирмунский, Виктор Максимович
Поделись знанием:
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
| Виктор Максимович Жирмунский | ||
 | ||
| Место смерти: | ||
|---|---|---|
| Научная сфера: | ||
| Учёная степень: | ||
| Учёное звание: | ||
| Альма-матер: | ||
| Известные ученики: |
Н. Я. Мандельштам, Ю. С. Маслов, Е. М. Мелетинский, М. Ф. Мурьянов, В. П. Нерознак | |
| Награды и премии: |
| |
Ви́ктор Макси́мович Жирму́нский (21 июля [2 августа] 1891, Санкт-Петербург — 31 января 1971, Ленинград) — советский и российский лингвист и литературовед, доктор филологических наук, профессор, академик АН СССР, почётный член Баварской, Британской (член-корреспондент, 1962), Саксонской и других академий, почётный доктор многих университетов, в частности Оксфорда (1966).
Труды по немецкой и общей диалектологии, истории германских языков, теории грамматики, тюркологии, истории немецкой и английской литературы, сравнительному литературоведению, теории эпоса, стиховедению; ряд работ написан по-немецки или опубликован в немецких переводах.
Содержание
Биография
Родился в семье врача-отоларинголога Моисея Савельевича Жирмунского. Мать — Александра Яковлевна Жирмунская (урождённая Малкиель, 1859—1945), из семьи известных фабрикантов и строительных подрядчиков из Двинска[1][2]. Племянник инженера-химика Соломона (Семёна) Савельевича Жирмунского.
Окончил Тенишевское училище и Петербургский университет (1912). Домашним учителем Жирмунского в школьные годы был Г. Я. Красный-Адмони (1881—1970), тогда ещё студент Петербургского университета, а впоследствии известный юрист.
Преподавал в Саратовском и Петербургском университетах, Педагогическом институте им. А. И. Герцена и др. Работал в Институте языка и мышления им. Марра, Институте литературы АН СССР (Пушкинском доме), где руководил отделом западных литератур. Профессор кафедры германской филологии Ленинградского университета (с 1956 года).
Трижды подвергался арестам (1933, 1935, 1941). В ходе кампании по борьбе с космополитизмом в 1949 году обвинён в еврейском буржуазном национализме и уволен из ЛГУ.
С 1957 года вплоть до смерти — заведующий сектором индоевропейских языков ЛО Института языкознания АН СССР. Член-корреспондент (1939), действительный член (1966) АН СССР.
Похоронен на кладбище в Комарово.
Лингвист
Как лингвист В. М. Жирмунский является одним из наиболее значительных представителей Ленинградской грамматической школы, большое внимание уделявший (преимущественно на материале германских языков) проблемам исторических изменений грамматического строя, грамматической вариативности, аналитизма и синтетизма и др. В его работах высказан ряд идей, предвосхитивших основные положения «теории грамматикализации» К. Лемана и Б. Хайне, которая получила широкое распространение в последние десятилетия XX века. Ему принадлежат фундаментальные исследования по немецкой диалектологии (интересные и в плане социолингвистических наблюдений); в особенности значителен его вклад в изучение немецких диалектов на территории России («языковых островов»). В конце 1930-х годов Жирмунским были опубликованы исследования диалектов идиша на территории СССР.[3]
Литературовед
В области литературоведения В. М. Жирмунский плодотворно занимался исследованиями немецкого и тюркского фольклора и эпоса, творчеством Гёте, Байрона и других классиков немецкой и английской литератур, а также историей германско-русских литературных связей (так, ему принадлежит классическое исследование «Байрон и Пушкин» о русской байронической поэме, с привлечением большого количества малоизвестных произведений пушкинской эпохи). Существен его вклад в теорию русского стиха — проблематика, которой он начал заниматься ещё в 1920-е годы, сблизившись с исследователями «формального направления» круга ОПОЯЗа. До появления работ М. Л. Гаспарова ранние исследования В. М. Жирмунского оставались самыми значительными в этой области. Проницательный исследователь творчества Ахматовой, В. М. Жирмунский ввёл в употребление применительно к старшим акмеистам известную формулу «преодолевшие символизм».
Одним из последних направлений исследований стало изучение эпического цикла тюркских народов «Сорок богатырей», герои которого имели реальных прототипов в лице знати Ногайской орды. Эти исследования были большим вкладом не только в филологию, но и в историю Ногайской орды.
Организатор науки
В. М. Жирмунский был также успешным организатором науки; по его инициативе в 1950—1960-е гг. был проведён ряд конференций и изданы сборники статей по проблемам теории грамматики, морфологической типологии, аналитизма и др. Среди его учеников много крупных петербургских лингвистов младших поколений (в частности, Ю. С. Маслов, Г. П. Торсуев, М. Ф. Мурьянов); в аспирантуре у В. М. Жирмунского училась Н. Я. Мандельштам.
Награды
- орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)
Семья
- Первая жена — художница Татьяна Николаевна Жирмунская (урождённая Яковлева, 1903—1999); дочь геолога Н. Н. Яковлева, племянница П. Б. Струве.
- Сын — морской биолог, академик Алексей Викторович Жирмунский.
- Вторая жена (с 1946 года) — литературовед и переводчик Нина Александровна Сигал (1919—1991), племянница известного скрипичного педагога Любови Марковны Сигал (1897—1956).
- Дочь — филолог и литературовед Вера Викторовна Аствацатурова (род. 1947), жена культуролога А. Г. Аствацатурова; их сын — филолог и писатель Андрей Аствацатуров.
- Дочь — художник Александра Викторовна Жирмунская (род. 1949).
- Младшая сестра — Раиса Максимовна Жирмунская (1893—1971), в 1913 году вышла замуж за своего кузена, художника К. А. Жирмунского (брата М. А. Малкиеля-Жирмунского), с которым с начала первой мировой войны жила в Италии.
- Двоюродные братья — филолог и искусствовед Мирон Аркадьевич Малкиель-Жирмунский; музыкальный педагог, виолончелист Константин Исаакович Шапиро; журналист Яков Ноевич Блох.[1][4][5] Двоюродные сёстры — поэтесса Раиса Ноевна Блох; Магдалина Исааковна Лосская (в девичестве Малкиель-Шапиро, 1905—1968), жена историка церкви Владимира Николаевича Лосского (сын философа Н. О. Лосского) и мать филолога и богослова Николая Лосского.
- Племянница — поэт, переводчик, литературный критик Тамара Жирмунская.[6]
- Троюродные братья (по материнской линии) — писатель Юрий Николаевич Тынянов и филолог-романист Яков Львович Малкиель.[7]
Увековечение памяти
|
Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810730000 |
- Zhirmunsky Plaque (St. Petersburg) 12Sep10.jpg
Мемориальная доска Загородный проспект, Санкт-Петербург
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Надгробная плита на могиле В. М. Жирмунского Комаровский некрополь, Санкт-Петербург
Труды
Прижизненные издания
- Немецкий романтизм и современная мистика. СПб, 1914. 206 с. (вышла в октябре 1913). СПб, Аксиома. 1996. 39+230 с.
- Религиозное отречение в истории романтизма. Материалы для характеристики Клеменса Брентано и гейдельбергских романтиков. М., 1919. 204+81 с.
- Композиция лирических стихотворений. Пб., Опояз. 1921. 107 с.
- Поэзия Александра Блока. Пб, Картонный домик. 1922. 103 с.
- Валерий Брюсов и наследие Пушкина. Опыт сравнительно-стилистич.исследования. Пб, Эльзевир. 1922. 104 с.
- Рифма, её история и теория. Пб, Академиа. 1923. 337 с.
- Байрон и Пушкин. Из истории романтической поэмы. Л., Academia. 1924. 336 с. 2 000 экз.
- Введение в метрику. Теория стиха. Л., Academia. 1925. 288 с.
- Вопросы теории литературы. Статьи 1916—1926. Л., Academia. 1928. 358 с, 3 200 экз.
- Национальный язык и социальные диалекты. Л., Гослитиздат. 1936. 297 с.
- Развитие строя немецкого языка. М.-Л., Изд-во АН. 1936. 82 с.
- Гёте в русской литературе. Л.,Гослитиздат. 1937. 674 с., 5 300 экз.
- История немецкого языка: Учебник. Л., Учпедгиз, 1938. 280 с. Изд.2-е. Л., Учпедгиз, 1939. Изд.3-е. М., изд. ин. лит. 1948. Изд.4-е. М., изд. ин. лит. 1956. Изд.5-е. М., Высш.школа, 1965. 408 с.
- Узбекский народный героический эпос. (в соавт. с Х. Т. Зарифовым) М., Гослитиздат. 1947. 520 с.
- Введение в изучение «Манаса». Фрунзе, 1948. 112 с. 2 000 экз (дсп).
- Немецкая диалектология. М.-Л., Изд-во АН. 1956. 636 с.
- Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса. М., Изд-во АН. 1958. 145 с.
- Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. М., ИВЛ. 1960. 335 с.
- Народный героический эпос. Сравнит.-ист.очерки. М.-Л., Гослитиздат. 1962. 435 с.
- Огузский героический эпос и «Книга Коркута» // Книга моего деда Коркута: Огуз. героич. эпос / Сост. В. М. Жирмунский и А. Н. Кононов. М.; Л., 1962.
- О Диалектологическом атласе тюркских языков Советского Союза // ВЯ. 1963. № 6.
- Драма Александра Блока «Роза и крест». Лит.источники. Л., Изд-во ЛГУ. 1964. 108 с., 3 600 экз.
- Введение в сравнительно-историческое изучение германских языков. М.-Л., Наука. 1964. 316 с., 2 300 экз.
- О некоторых вопросах лингвистической географии тюркских диалектов //Тюркологический сборник: К 60-летию А. Н. Кононова. М., 1966.
- Заметки о подготовке «Диалектологического атласа тюркских языков СССР» // ВЯ. 1971. № 4.
Посмертные издания
- Очерки по истории классической немецкой литературы. Л., ХЛ. 1972. 495 с.
- Творчество Анны Ахматовой. Л., Наука. 1973. 184 с.
- Тюркский героический эпос. Избр.труды. Л., Наука. 1974. 727 с.
- Теория стиха. Л., Сов.писатель. 1975. 664 с (в этом посмертном издании собраны все основные ранние труды В. М. Жирмунского по стиховедению)
- Общее и германское языкознание: Избр.тр. Л., Наука. 1976. 695 с.
- Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Избр.тр. Л., Наука. 1977. 407 с.
- Байрон и Пушкин; Пушкин и западные литературы: Избр.тр. Л., Наука. 1978. 423 с. — 25 000 экз.
- Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. Избр.тр. Л., Наука. 1979. 493 с.
- Гёте в русской литературе: Избр.тр. Л., Наука. 1981. 560 с., 3 000 экз.
- Из истории западноевропейских литератур: Избр.тр. Л., Наука. 1981. 304 с., 15 000 экз.
- Введение в литературоведение: Курс лекций. СПб, Изд-во СПбГУ. 1996. 438 с., 3 000 экз. М., 2004 (изд. 2)
- Поэтика русской поэзии. СПб, «Азбука-классика», 2001. 496 с., тир.7000 экз. ISBN 5-352-00020-6
Напишите отзыв о статье "Жирмунский, Виктор Максимович"
Примечания
- ↑ 1 2 [magazines.russ.ru/nlo/1999/35/pism.html К. Мочульский «Письма к В. М. Жирмунскому»]
- ↑ [jekl.ru/component/page,shop.product_details/flypage,shop.flypage/product_id,74815/category_id,39034/manufacturer_id,0/option,com_virtuemart/Itemid,30/ Надгробный памятник А. Я. Жирмунской (1859—1945) на Преображенском еврейском кладбище]
- ↑ [www.eleven.co.il/article/11570 Статья «В. М. Жирмунский» в Электронной Еврейской Энциклопедии]: Жирмунский В. М. «О некоторых вопросах еврейской диалектографии», в кн.: Язык и мышление, т. 9, Минск, 1940.
- ↑ [languagelore.net/?page_id=1016 Филолог-славист Михаил Константинович Шапиро (род. 1939, сноска 1)] (Michael Shapiro); на русском языке была опубликована книга его брата Исаака Константиновича Шапиро (род. 1931) [m.booknik.ru/reviews/non-fiction/prizrachnye-inostrantsy/ «Эдокко: История иностранца, выросшего в военной Японии» (КоЛибри, 2010; «Edokko: Growing Up a Foreigner in Wartime Japan»)]
- ↑ [www.oac.cdlib.org/findaid/ark:/13030/hb6n39p03t/dsc/?dsc.position=2501 Guide to the Yakov Malkiel Papers]: Виктор Жирмунский до 1966 года состоял в переписке с Яковом Малкиелем, который также переписывался с проживающей в Италии сестрой Жирмунского Раисой и с семьёй другого кузена — Константина Шапиро.
- ↑ [www.tamara-zhirmunskaya.narod.ru/Viktor_Zhirmunskij.html Тамара Жирмунская «Что отдал — то твоё…»]
- ↑ [www.eleven.co.il/article/14191 Статья «Ю. Н. Тынянов» в Электронной Еврейской Энциклопедии]
Источники
- [sprach-insel.com/index.php?option=com_content&task=view&id=108&Itemid=68 Жирмунский Виктор Максимович. Биография]
- [iling.spb.ru/pdf/liudi/zhirmunskij.html Биографические сведения о В. М. Жирмунском на сайте ИЛИ РАН]
- [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50458.ln-ru Профиль В. М. Жирмунский] на официальном сайте РАН
- Жирмунский В. М. Начальная пора: Дневники. Переписка. — М.: Новое литературное обозрение, 2013. — 400 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-4448-0096-6.
Отрывок, характеризующий Жирмунский, Виктор Максимович
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Доктора филологических наук
- Действительные члены АН СССР
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Учёные по алфавиту
- Лингвисты России
- Лингвисты СССР
- Литературоведы России
- Литературоведы СССР
- Формальный метод
- Пушкинисты
- Маяковеды
- Ахматоведы
- Стиховеды
- Германисты
- Тюркологи
- Историки языка
- Диалектологи
- Художественные критики русского авангарда
- Преподаватели Саратовского университета
- Выпускники Тенишевского училища
- Выпускники историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета
- Преподаватели филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
- Почётные доктора Оксфордского университета
- Похороненные на Комаровском кладбище
- Блоковеды
- Жертвы борьбы с космополитизмом
- Члены-корреспонденты Британской академии
- Сотрудники Института лингвистических исследований РАН
- Преподаватели Российского государственного педагогического университета
- Сотрудники Пушкинского Дома
- Авторы учебников
