Жиряев, Александр Степанович

Александр Степанович Жиряев
Место рождения:	с. Кубенское, Вологодский уезд, Вологодская губерния
Место смерти:	Санкт-Петербург
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	Уголовное право
Место работы:	Дерптский университет, Санкт-Петербургский университет
Учёная степень:	доктор права
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Главный педагогический институт в Санкт-Петербурге
Известен как:	автор труда «Теория улик»

Александр Степанович Жиряев (19 августа 1814 (1815), с. Кубенское, Вологодская губерния — 12 декабря 1856, Санкт-Петербург, Смоленское кладбище) — русский учёный, специалист в области уголовного права, профессор Дерптского и Санкт-Петербургского университетов.

Биография

Александр Степанович Жиряев родился 19 августа 1814 года в селе Кубенское Вологодского уезда одноимённой губернии в семье священника. В 1823 году поступил и, в 1828 году, окончил Вологодское духовное уездное училище. В 1832 году окончил Вологодскую духовную семинарию за свой счёт по классу словесности. Продолжил образование, окончив в 1838 году курс Главного Педагогического института в городе Санкт-Петербурге с золотой медалью.

12 января 1839 года Жиряев назначен старшим учителем русского языка и литературы в Дерптскую гимназию, а в 1842 уволен от этой должности и, с Высочайшего соизволения, командирован для усовершенствования в науках за границу, на два года, с 1.04.1842, с содержанием по 900 руб. в год. «Для усовершенствования … по части законоведения» предписано Жиряеву, ехать «в Берлин, откуда … дозволяется, по истечении третьего полугодия, съездить в Прагу для изучения славянских древностей». Жиряев слушал лекции в Берлинском университете у О. Гёшена, Г. Ф. Пухты, А. А. Ф. Рудорфа, А. В. Гефтера, Гнейста, Сталя, Дирксена, Гомейера, у философа Шеллинга, К.Риттера, Мишле и у Каспера судебную медицину, затем отправился в Прагу и два полугодия, под руководством знаменитых В. В. Ганки и П. Й. Шафарика, изучал славянские наречия, особенно- чешский и сербский языки, а также юридические памятники, касавшиеся древнего славянского права, в Чешском музее. О результатах своего труда в Берлине и в Праге он представил, в виде отчетов, в журнале министерства народного просвещения. Затем, получив разрешение на продление командировки, отправился в Гейдельберг, где слушал лекции профессоров К. Миттермайера, Вангерова, Морштедта и др. Эта командировка длилась до 1 апреля 1845 года.

Приказом министра народного просвещения 18.04.1846 Жиряев, по прочтении пробной лекции «О наследственном праве древних чехов и моравов» назначен исправляющим должность экстраординарного профессора по кафедре русского права в Дерптском университете и 26.04.1846 он прибыл в Дерпт; Некоторое время, в 1848, он занимался практическими делами в Санкт-Петербургской уголовной Палате и тогда же осенью 1848 года выдержал в Петербургском университете экзамен на степень магистра, где 31 мая 1850 года защитил диссертацию по теме «О стечении нескольких преступников при одном и том же преступлении» (изд. в Дерпте, в 1850). После чего вернулся в Дерпт, где 12.12.1852 последовало назначение его исправляющим должность ординарного профессора по кафедре русского права. В 1856 в мае он получил степень доктора юридических наук после публичной защиты в Петербургском университете написанного им труда: «Теория улик» (изд. в Дерпте, в 1855); сочинение это было удостоено одной из Демидовских премий в XXV их конкурсе, причем разбор его был написан профессором Я. И. Баршевым (см. XXV присуждение Демидовских наград" 1856, с.215-220). 14.05.1856 Жиряев произведён в чин статского советника, а в мае того же года, после защиты докторской диссертации в Петербургском университете, он был утвержден в степени доктора юридических наук. 27.06.1856 назначен ординарным профессором русского права в Дерптском университете, а 18.07.1856 был переведён в Санкт-Петербургский университет ординарным профессором по кафедре русского гражданского права, где сменил рано умершего учёного Д. И. Мейера. Однако, усиленные занятия по кафедре, к которой он, будучи специалистом по уголовному праву, не считая себя подготовленным, надломили здоровье добросовестного учёного, и он 12.12.1856 скончался от инсульта. Был погребён на Смоленском кладбище. Во время работы в Дерптском университете он читал: русское уголовное право для студентов юридического отделения юридического факультета, общее и русское уголовное право для студентов дипломатического отделения юридического факультета (причём общее уголовное право читалось обыкновенно по А. Бауэру или Ю. Ф. Г. Абеггу, общее уголовное право по А. Фейербаху, систему и принципы Уложения о наказаниях 1845, общее русское уголовное судопроизводство, особенные русские уголовные судопроизводства, общее и русское уголовное судопроизводство для студентов дипломатического отделения, причем общее уголовное судопроизводство обыкновенно читалось то по Мюллеру, то по А. Бауэру, сравнительное изложение важнейших учений из области русского и римского права, русское государственное право, устройство и управление Российской империи, русское полицейское право для студентов дипломатического отделения, полицейское право, по Молю, и делопроизводство по русскому праву. Более того, он вёл 1 полугодие практические занятия по русскому уголовному праву. Был один год заседателем и один год председателем университетского апелляционного и ревизионного судов Дерптского университета. Лучший его труд — «Теория улик», был актуален с научной точки зрения вплоть до революции. Сочинение «О стечении» (соучастии) было в своё время весомым вкладом в науку и служило отражением субъективного направления в уголовном праве, господствовавшего в 1840-х и 1850-х годах в Германии под влиянием философии Г. В. Ф. Гегеля. Был знаком с В. А. Жуковским и Н. В. Гоголем.

Архивы

• ГАВО. Ф.466.Оп.1.Д.122. Л. 327, 340, 489.
• Тартуский (Дерптский, Юрьевский) университет 1802—1918. Ф. 402. Оп. 3. Д. 625. 126 лл. 1845—1857.

Публикации

• [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/29153/47#pic Генеральный алфавитный каталог книг на русском языке (1725—1998)]
• Отчёт за первое полугодие пребывания за границею бывшего старшего учителя Дерптской гимназии Александра Жиряева.//Журнал министерства народного просвещения. СПб.,1843.-Ч.XXXVIII, Отд. IV.-С.41-46;
• Отчет за второе полугодие пребывания за границею бывшего старшего учителя Дерптской гимназии Александра Жиряева.// Журнал министерства народного просвещения. СПб.,1844.-Ч.XLIV.-Отд. IV.-C.35-42;
• Отчет старшего учителя Александра Жиряева за четвертое полугодие пребывания его за границею.// Журнал министерства народного просвещения. СПб.,1845.-Ч.XLVI.-Отд. IV.-C.15-22;
• О стечении нескольких преступников при одном и том же преступлении: Соч., напис. для получения степ. магистра уголов. права исправляющим должность э.- орд. проф. в Имп. Дерпт. ун-те А. Жиряевым.-Дерпт: тип. Г. Лаакманна, 1850.
• Теория улик: Соч., напис. для получения степ. доктора юрид. наук исправляющим должность орд. проф. в Имп. Дерпт. ун-те магистром уголов. права А. Жиряевым. — Дерпт: тип. Г. Лаакманна, 1855.[books.google.com/books?id=k74YAAAAYAAJ&printsec=frontcover&dq=%D0%96%D0%B8%D1%80%D1%8F%D0%B5%D0#v=onepage&q&f=false Теория улик]
• Уголовное право. Лекции профессора А. С. Жиряева. Юридический Вестник, издаваемый Николаем Калачевым. СПБ. 1863. — Вып. XXXI, XXXII, XXXIV, XXXV и XXXVIII. То же, 1864.- Вып. XLI и XLII
  • Под его именем после смерти А. С. Жиряева были изданы лекции, читанные им по общей части уголовного права в Дерптском университете. В этом издании сделаны два ряда изменений. «Редакция признала необходимым с одной стороны статьи, приводимые автором по изданию Свода Законов 1842 г. и по Уложению о наказаниях 1845 г., заменить ссылками на соответствующие статьи в Своде издания 1857 г., а с другой стороны указывать по возможности на подлежащие изменению статьи, касающиеся уголовного судопроизводства, согласно с основными положениями преобразования судебной части 29.09.1862 г.» (Юридический Вестник. 1863. Вып. XXXI с.1, прим. 1).
  • Жиряеву принадлежит еще сочинение и при том, вероятно, рукописное, написанное на русском языке. Оно было представлено автором в 1855 г. в Академию Наук для соискания премии имени Демидова и было удостоено этой премии Академией в 1856 г. Подлинное заглавие этого сочинения не известно. Во французском же отчете Академии за 1856 г. это сочинение названо «La theorie des corps de delit» (Compte rendu de L’ Academie Imperiale des sciences de St.-Petersbourg. Annee 1856. Supplement. St.-Petersbourg. 1856. p. 153).

Литература

• Акт 25-летия Главного Педагогического института. СПб.,1853.-С.63-64,117;
• Усов М. //Северная пчела. СПб.,1856.-№ 284.-С.;
• Московские ведомости. М.,1856.-№ 154.-С.;
• Innland.1857.-S.99;
• Месяцеслов на 1858 г. М.,1857.-С.249;
• Обзор деятельности Императорского Дерптского университета на память о 1802—1865 г. Дерпт, 1866.-С. 130; Толль Ф. Г. Настольный словарь для справок по всем отраслям знания (справочный энциклопедический лексикон) в 3 томах. СПб, 1867.- Т.2.-С.170;
• Григорьев В. В. Императорский Санкт-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет его существования. СПб., 1870.- С.158, XVIII, XXI;
• Острогорский М. Юридический календарь на 1877 год. Юридический ежегодник и справочная книга для судебных деятелей. Год первый. СПб.,1877.-С.134-135;
• Геннади Гр. Справочный словарь о русских писателях и ученых умерших в XVIII и XIX столетиях и список русских книг с 1725 по 1825 г. Берлин,1880. Т.2.-С. 6;
• Дилакторский П. А. Вологжане-писатели. Вологда,1900.-С.29,138;
• Пусторослев П. Жиряев Александр Степанович. //Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорскаго Юрьевскаго, бывшаго Дерптскаго, университета за сто лет его существования. Том I./ под редакцией Г. В. Левицкаго. Юрьев, 1902.-С. 594—596;
• Кочубинский А. А. Будущим биографам Н. В. Гоголя. Заметки. //Вестник Европы. Журнал истории, политики, литературы. СПб., 1902.-Т.2. Кн.3.-С.13,14,17;
• Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. М.,2003.-С.468-470;
• Саитов В. Петербургский некрополь. Т. IV. 1913
• Слиозберг Г. Б. Жиряев, Александр Степанович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней) 2-е изд. Петроград,1915.-Т.1.-С.282.
• Гарский Б. (Модзалевский Б. Л.) Жиряев Александр Степанович.// Русский Биографический Словарь. Т. 7. / Издание Императорского Русского Исторического общества. Пг.: тип. Гл. Упр. уделов, 1916.-С. 47—48;
• Лебедев В. Историческая записка о состоянии Вологодского духовного училища за 100 лет его существования и списки служивших в училище и учеников, окончивших полный курс в нём за первое столетие (1814—1914 гг.). Вологда,1916.-С.37;
• Вересаев В. В. Гоголь в жизни. Систематический свод подлинных свидетельств современников. М.,1933.-С.335,516.
• Коновалов Ф. Я., Панов Л. С., Уваров Н. В. [www.booksite.ru/fulltext/kon/ova/lov/index.htm Вологда, XII — начало XX века: Краеведческий словарь]. — 1993: Сев.-Зап. кн. изд-во, Архангельск. — С. 175. — 298 с. — ISBN 5-85560-293-1.
• Г. С. Жиряев А. С. //Русский биографический словарь: В 20 т. М.,1999.-Т.7.-С.152-153;
• Соколов Б. В. Гоголь: энциклопедия. М.,2003.- С.180.
• Бутенко Ю. В., Полянский М. Ф. История кафедры гражданского права Санкт-Петербургского государственного университета.//Правоведение. СПб.,2005.-№ 2.-С.169.

Ссылки

• [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Grpravo/About.aspx История кафедры гражданского права Санкт-Петербургского государственного университета].

Отрывок, характеризующий Жиряев, Александр Степанович

С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.